Дэвид Хьюсон - Убийство-2

— Она сама напрашивалась, — заверила его Карина. — Какая наглость. Я хотела поговорить с вами кое о чем…

— А между прочим, у нас есть все основания подать на нее в суд за разглашение секретной информации… — предложил Плоуг с надеждой в голосе.

— Победители великодушны! — воскликнул Бук. — Забудем. Кто-нибудь хочет хот-дог? Я угощаю.

Ни один из его помощников не принял предложения.

— Но нам все равно нужно выяснить, откуда у Аггер это письмо, — напомнил Плоуг. — Кто-то здесь мутит воду.

На столе министра зазвонил телефон. Карина сняла трубку.

— Это премьер-министр, — шепнула она, прикрывая рукой микрофон.

— Да, займитесь этим, — ответил Бук Плоугу.

— Томас! — радостно воскликнул Грю-Эриксен. — Мои поздравления! Как я слышал, все прошло хорошо.

— У меня превосходные сотрудники. — Бук покивал Плоугу и Карине. — Они меня отлично подготовили к заседанию, так что заслуга исключительно их.

— Вы слишком скромны. Теперь сконцентрируйтесь на законопроекте. Подбросьте Краббе несколько крошек. Пора уже ставить точку.

— Я займусь этим немедленно. Премьер-министр?

Однако в трубке уже шли гудки, а Карстен Плоуг открывал бутылку.

— Краббе будет настаивать, чтобы мы включили ту организацию в список запрещенных, — предупредил Плоуг.

— Ха! Я только что победил Биргитту Аггер, злую северную королеву, так неужели испугаюсь каких-то мелких людишек?

Плоуг засмеялся, поднял бокал.

— Карина?

Она выходила на минуту в свой кабинет, а вернувшись, закрыла за собой дверь.

— Отправьте несколько бутылок в Министерство обороны, — распорядился Плоуг. — Теперь Аггер ничего не получит от поднятого ею шума. А затевать что-либо еще она не посмеет.

— Я должна вам кое-что показать, — сказала Карина, кладя на стол Бука записную книжку в кожаной обложке. — Я нашла это, когда разбирала перед заседанием совета личные архивы Монберга. Так странно — раньше я никогда ее не видела.

— Положите все это в коробку и отошлите министру на дом, — сказал Плоуг и налил еще вина в бокалы. — Держите, вы тоже заслужили.

— Я не хочу. Может, все-таки выслушаете меня? Монберг вел дневник. Я ничего об этом не знала. Тут только его размышления.

— Так, и что? — спросил Бук.

Она сделала глубокий вдох, приступая к самому важному:

— Я начала читать. Похоже, он знал Анну Драгсхольм лично. И встречался с ней. Недавно.

Она раскрыла маленькую кожаную книжку. Плоуг отставил бокал, Бук допил свой. Двое мужчин подошли к Карине.

— Вот номер ее мобильника. В последний раз они виделись в гостинице за несколько дней до того, как ее убили.

Бук прислонился к стене и зажмурился. Сладкий вкус победы уже пропал.

Он глянул на Плоуга, коснулся пальцами страницы.

— Проверьте всё, — приказал Бук. — Я выйду прогуляюсь.

Шесть часов, а низкое ноябрьское небо за окном уже потемнело. В гостиной дома Ярнвига Йонас играл со своими игрушками: пластмассовый танк, три солдатика, ружье, самолет-истребитель.

Луиза Рабен наблюдала за сыном из спальни через открытую дверь. Эти первые годы так важны, они определят всю его будущую жизнь. А что есть у ее ребенка? Отец, который неизвестно где. Мать, которая все свое время тратит на хлопоты о его освобождении. Жизнь в казарме, в окружении солдат. Йонас рос в мире, окрашенном в цвет хаки, наполненном рычанием боевой техники, топотом сапог и громкими приказами, где царили чинопочитание и строгая воинская дисциплина.

Мысли о свободе никогда не придут ему в голову. К ней самой такие мысли приходили все реже и реже. Она любила отца, любила Йонаса. И если суждено жить в клетке, то, по крайней мере, пусть эта клетка будет хотя бы удобной.

Но тюрьма все равно остается тюрьмой, без надежды на освобождение. Йенс теперь стал дважды преступником, а не просто бывшим солдатом с расстроенной психикой, опасным для общества. После того как он сбежал из Херстедвестера, их шансы вырваться из тесных рамок казарменной жизни свелись к нулю. Его обязательно найдут и снова упрячут за решетку, но уже на долгие годы. Йонас станет совсем взрослым, прежде чем его отец сможет снова жить с ними.

Хватит ли у него сил ждать? А у нее?

Луизе Рабен было тридцать четыре года. Она скучала по мужу, скучала по его прикосновениям, по его голосу. Ей не хватало физической близости с мужчиной. А в тюрьме он больше никогда не дотронется до нее, только не на этом раскладном диване в комнате, отведенной для супружеских пар. Теперь она знала это наверняка.