Дэвид Хьюсон - Убийство-2

— Да, — сказал Бук.

— И все же я прошу уделить мне минуту.

Бук посмотрел на Плоуга и Карину. Те вышли, все еще потрясенные.

Он подошел к своему столу, тяжело опустился в кресло и приготовился слушать. Краббе сел рядом. Заговорил он не сразу, сначала обвел взглядом ряды портретов на стене. Предшественники Бука за полтора века.

— Если вы пришли позлорадствовать, Краббе, вы выбрали не самый подходящий момент.

— Не возражаете, если я закурю?

— При условии, что вы не станете утомлять меня своими дурацкими поправками к закону. Вы получите все, что хотите. Плюс мою голову на блюде. Только вот поздравлений от меня не ждите.

Краббе вытащил пачку сигарет и закурил.

— Да, я получу все, что хочу, — согласился он. — И я по-прежнему хочу, чтобы вы покинули правительство. Я считаю, что вы не подходите на эту должность, Бук. Вы это доказали.

На лице Бука промелькнула печальная улыбка, но он ничего не сказал.

— Насколько вы уверены в своих обвинениях против Россинга? — спросил Краббе.

— А что? Не все ли вам равно?

— Бук, вы верите в то, что сказали?

— Почему вы спрашиваете?

Краббе был непривычно тих и задумчив.

— Я не идиот. Как и вы, я не люблю, когда меня водят за нос. — Он затянулся сигаретой, выпустил под потолок облако дыма. — Вам не показалось, что Россинг был отлично подготовлен к вашим обвинениям? Даже слишком хорошо подготовлен. Это как-то… странно.

— Разумеется, он был хорошо подготовлен, иначе и быть не могло. Мне предоставили информацию о документе, который изобличал Россинга, но теперь я понимаю, что все это устроил сам Россинг. А я шагнул прямо в ловушку, так что ему оставалось только отсечь мне голову перед Грю-Эриксеном и комитетом по безопасности. Ну что, удовлетворены? Меня перехитрили, Краббе, но не доказали мою неправоту.

— Вы никому не говорили о том факсе?

— Конечно же нет! Вы сами как думаете? Что я позвонил Россингу и предупредил его заранее?

— То есть… — Краббе что-то напряженно обдумывал. — Обо всем знали только ваши сотрудники?

— Краббе! Я вас не понимаю, к чему вы клоните?

— А премьер-министру вы сообщали о том доказательстве, которое собирались предъявить комитету?

— Да, у нас был краткий разговор. Не думаете же вы, что я бы поставил свой танк на лужайку Россинга, не ознакомив Грю-Эриксена с тем, что буду говорить? Он хочет… — Бук запнулся. — Он хочет узнать правду, как и мы.

Краббе, не отвечая, затянулся сигаретой.

— Вы же не предполагаете, будто… — начал Бук.

Дверь открылась, и вошел Плоуг.

— Простите, только что звонил секретарь премьер-министра. Он хотел бы поговорить с вами сегодня, в девять часов.

— Мне пора, — сказал Краббе, вставая на ноги. — Не буду вам больше мешать.

Он подошел к Буку и пожал ему руку.

— Спасибо, что поговорили со мной. Я знаю, что вы не испытываете ко мне симпатии. Это неизбежно, учитывая обстоятельства. Мне жаль. Если…

Он оглянулся, ища, куда бы выбросить окурок. Плоуг протянул ему блюдце.

— Если вы захотите обсудить что-либо, пожалуйста, звоните.

Министр и его заместитель взглядом проводили Краббе. Плоуг стряхнул окурок с блюдца в корзину для бумаг.

— Зачем он приходил?

— Я так и не понял, — признался Бук.

Браки не заканчиваются в одночасье после ссоры или прощального взмаха руки. Распад семьи — как тяжелая утрата, его нужно пережить. Связи между людьми умирают медленно, вокруг полно предметов, которые несут с собой воспоминания, и жизнь не потечет дальше, пока не разрушены эти барьеры.

В кладовке отцовского дома Луиза Рабен разбирала не только вещи. Она разбирала обломки жизни, которую хотела оставить в прошлом.

В одну сторону документы: коробки с медицинскими справками, гарантийными талонами на машину и бытовую технику, страховки, рецепты, счета. Отдельно личные вещи: письма в конвертах со штампами таких уголков мира, где она не побывает никогда; фотографии, от которых щемило сердце; старенькая видеокамера, которой уже давно никто не пользовался.

Рядом с камерой лежала видеокассета. На ярлычке дата: за несколько месяцев до рождения Йонаса.

Прошлое похоронить нельзя. Что прожито, то прожито. Все это останется с ней навсегда, а самое главное свидетельство их любви — сын.

И она не будет прятаться от своего прошлого.

Луиза вставила кассету в камеру, прошла с ней в свою бывшую, теперь уже почти пустую комнату, подключила провод к маленькому телевизору напротив кровати. Потом села и стала смотреть.