Лайонел Дэвидсон - Ночь святого Вацлава

«О ГОСПОДИ БОЖЕ», – подумал я и снова юркнул в подъезд, чтобы тоже безмолвно крикнуть самому себе: «Ву-ай! Ву-ай!» Молочник зашел справа и двинулся по кругу. Туновская лежала слева от меня. Я наблюдал за ним минут десять, пока его повозка не поравнялась с тем утлом, где стоял я. И тогда, отбросив все раздумья, я вышел из подъезда и махнул ему рукой.

Молочник уставился на меня.

А я как бешеный манил его к себе.

Изумленно подняв голову, он двинулся ко мне со своей пустой корзиной в руках.

– Что случилось, товарищ?

Он, видимо, малость взмок; от него несло конским потом, и у него было открытое деревенское лицо и низкий бас, отдающийся эхом в утренней тишине зданий… Не привлек ли он внимание тех типов на углу Туновской? Но он точно привлек внимание коняги – она смотрела на него через площадь с явным интересом.

– Скорее, скорее сюда! – зашептал я в панике. – На минуточку.

Он с удивлением вошел за мной в подъезд.

– Что случилось, товарищ? Что там такое?

– Вы идете в британское посольство?

– Йо, йо, в посольство. А вам зачем это знать?

Именно в ту последнюю минуту я вдруг почувствовал, как мне тяжело будет это сделать. Его потное широкое лицо было таким наивным…

– Это молоток, товарищ. Ну и что с того?

Я стукнул им его по голове, очень сильно стукнул. Он вроде бы попытался вытянуть руку, положить ее на меня. Проволочная корзинка хлопнулась на землю. Он глянул на меня широко открытыми, недоуменными глазами, тяжело запыхтел и рухнул вниз.

Трясясь от страха, я торопливо расстегнул на нем комбинезон, стянул его и надел на себя. Потом нахлобучил его шапку, поднял проволочную корзинку, вышел из подъезда и двинулся на Малу Страну. У меня было такое чувство, будто я сам, своими ногами, иду на казнь. Меня била дрожь – всего, с головы до ног.

Лошадь, которая так и стояла, не шелохнувшись, взглянула на меня с любопытством. Я проблеял слабым голосом: «Ву-ай!» А она все стояла и глазела.

– Ву-ай, чертова скотина, ву-ай, провались ты пропадом! – крикнул я и протянул руку, чтобы похлопать ее по огромной, устрашающей башке.

А она взяла и куснула меня. Укус был не очень сильный – как от щипцов для колки орехов, но все же это было больно. Я отскочил и стал ругаться ей на ухо, шепотом, но очень грязно. Мне казалось, что за мной пристально наблюдают. И было страшно повернуть к Туновской. Что, если, несмотря на туман, они видели все мои злоключения с этой глупой тварью? А лошадь стоит себе – и ни с места. Тогда я подошел к повозке, наполнил корзину молочными бутылками и пакетами сметаны и, развернувшись, как слепой, двинулся к своей цели.

Мне казалось, я иду уже часа два по какой-то вате и ноги у меня дрожат, как студень. А тех было, естественно, двое – по одному на каждом углу, – застегнутые на все пуговицы, они плавали в сером тумане.

– Добрый день, – буркнул я угрюмо и сдвинул шапку на глаза.

– Добрый день.

– Наверняка скоро снова польет.

– Наверняка.

И я прошел. Невероятно! Я прошел!

Я шел по Туновской, и ноги у меня буквально подламывались под тяжестью тела. Потом я открыто повернул к посольству. Британский флаг, развевающийся в сером тумане… дворик… ступеньки…

Там были массивные двойные двери, фигурные дверные молотки и кнопка звонка. Я нажал на нее и услышал громкий трезвон где-то внутри здания. Теперь я почти совсем отключился, голова не варила, только сердце колотилось как бешеное, и пальцы в ботинках свело судорогой.

На звонок никто не откликался. Я звонил и звонил, изо всех сил давя пальцем на кнопку. Стучать дверным молотком я не осмеливался. И что делать дальше – не знал… Эсэнбешники, безусловно, очень скоро что-то заподозрят. И молочник тоже вот-вот придет в себя. Не так уж сильно я его шибанул.

Я отошел в сторону. Слева во дворе была другая дверь: консульство. И там тоже арка. Может, где-то сзади есть внутренние помещения, в которых живут служащие. Но проверять все варианты времени не было. «О ГОСПОДИ, ВЕДЬ Я ЖЕ ЭТО СДЕЛАЛ! – и снова жал-жал-жал на звонок. – ОТКРОЙТЕ ЖЕ, ПРОСНИТЕСЬ, ВСТАНЬТЕ, ЧЕРТ БЫ ВАС ПОБРАЛ!»

– Эй, молочник, что ты там делаешь?

Я обернулся. Один из тех наглухо застегнутых стоял у входа во дворик. Горло у меня перехватило. Я только безмолвно разинул рот.

– Оставь свое молоко и уходи.

– Но они мне велели… Они мне велели их вызвать…

– Ставь у двери и уходи.

– Они просили сметану. Ихний управляющий велел вызвать, когда будет сметана. Это ихняя контора.

Он кисло на меня глядел. Будто бы в замешательстве. Вроде бы не решался войти во дворик, но и не уходил, а стоял и пялился на меня.