– Ерунда, – отмахивается Оливер. – Ларри говорит, что оно где-то в Западном Графстве. Черт бы его побрал, это графство.
– По-моему, компьютерные игры – не твое призвание. Оставил бы ты в покое свой “Нинтендо” и занялся чем-нибудь другим.
– Мама, сколько раз тебе говорить. У меня не “Нинтендо”, а “Сега”.
– Это не важно. Я имею в виду, что тебе нужно сидеть не над компьютером, а над уроками.
– Ага, – буркнул он. – Прям сейчас.
– Кроме того, я допускаю, что Джесс морочит тебе голову. Может, и нет никакого Невидимого Зелья.
– Это точно, он брехун, каких мало.
– Нехорошо так говорить о своих друзьях.
– Сам знаю.
Они доехали до озера и свернули налево, на Ивовую улицу; проехали мимо городской библиотеки, где когда-то располагалась церковь. В воздухе пахло осенью, листва сикамор, росших вдоль берега, окрасилась в рубиновую ржавчину.
Оливер вытащил из кармана кусочек жевательной резинки, немного полюбовался на обертку, развернул, посмотрел на пластинку, сунул в рот.
– Так вот, – вспомнила Энни. – Ты был сегодня прямо звездой. Окружной суд был от тебя в восторге. Они спросили, слышала ли я когда-нибудь о Луи Боффано, а я ответила, что ты назвал его “бандитом-макаронником”. Тут все как захохочут.
– Ого-го, так тебя в самом деле назначили на этот процесс?
– Еще не знаю. Могут не взять.
Машина проехала мимо погребальной конторы Карди.
– И ты согласишься? Ты что, мам, совсем с ума съехала?
Неплохая формулировка, подумала она. Был момент, когда Энни хотела попросить судью освободить ее от обязанностей присяжного заседателя – у нее сын, да и босс на работе может линчевать ее за отлынивание. Не говоря уж о том, что в галерее Инез выставлены ее скульптуры…
Когда она согласилась, все вокруг, должно быть, подумали, что она полный псих. И в общем они правы. Кто еще согласился бы на такое?
– Не знаю. Понимаешь, дело не в том, что прикончили старого мафиози. Вместе с ним убили его четырнадцатилетнего внука. Я подумала, что на его месте мог быть ты. Участвовать в суде – вроде как мой долг. Моя ответственность, понимаешь?
– Чего тут не понять.
– Ты действительно понимаешь?
– Само собой.
– Ну хорошо, скажу тебе всю правду. Я подумала, что это будет интересно. Мне надоело, что каждый день все одно и то же, одно и то же. Ты думаешь… я сделала глупость?
– Мам, неужели это правда? Ты будешь присяжным заседателем на процессе Луи Боффано? Джесс просто лопнет от зависти.
– Нет, Джесс не лопнет. Говорить об этом никому нельзя. Я и тебе-то не имела права об этом рассказывать. Оливер, мое участие в процессе должно оставаться в тайне. Никто там не знает моего имени, даже сам судья. Меня называют по номеру. Мое участие в процессе анонимно. Ты знаешь, что это значит?
– Знаю. Твою фотографию не поместят в газете. Только не думай, что это помешает Луи Боффано тебя найти.
– Да ладно тебе. Он не посмеет. Есть специальный юридический термин – “запугивание участника процесса”. Знаешь, что будет с твоим Луи, если выяснится, что он запугивает присяжных заседателей?
– Ну и что с ним будет?
– Посадят в тюрьму.
– Он и так в тюрьме. Вряд ли когда-нибудь оттуда выйдет. Что ему терять?
– Оливер, это не шутки. Конечно, я полная идиотка, что связалась с этим процессом, но дело вовсе не в том, что это опасно. Никакой опасности нет. Просто наша жизнь очень осложнится. Мистер Слайви убьет меня, когда узнает, что я не буду ходить на работу. Кроме того, мне нельзя смотреть телевизор, чтобы телерепортажи не повлияли на мое решение. Газеты читать мне тоже нельзя – во всяком случае, статьи про процесс. Ты будешь вырезать их и выкидывать, ладно?
– Мам, ты все равно газеты никогда не читаешь.
– Я знаю, но тем не менее…
– Ты в газеты только мусор заворачиваешь.
– И все-таки я должна быть уверена. И еще я буду находиться под секвестром. Не сразу, конечно, а когда закончатся слушания и присяжные удалятся для обсуждения. Это означает, что какое-то время я буду жить в мотеле, а за тобой присмотрит миссис Колодни.
Оливер чуть не подавился жвачкой.
– Миссис Колодни?! Я что, ночевать у нее должен? Мам, ты, наверно, шутишь.
– Я не шучу. И ты проведешь там не одну ночь.
– А сколько?
– Не знаю. Столько, сколько понадобится для вынесения приговора. Может, неделю.
– Целую неделю? А почему? Ты заходишь в зал заседаний, говоришь: “Виновен, поджарьте его на электрическом стуле”, – и дело с концом. Чего там целую неделю-то сидеть?
Читать дальше