Джордж Грин - Присяжный заседатель

– А это еще что такое? – интересуется Джесс.

– Это у дракона триппер.

– Дай-ка я! – Джесс хватается за “мышь”, но Оливер его отталкивает.

– Подожди.

У дракона на члене расцветают зеленые листочки, вырастают веточки. Борясь за “мышь”, оба мальчика заливаются хохотом.

Вдруг Оливер замечает, что в дверях стоит мать. У нее странное, тревожное выражение лица, как во все последние дни.

– Что это он здесь делает? – спрашивает она. Оливер уже не смеется.

– Кто, Джесс? В каком смысле?

– Ты должен сидеть и делать уроки.

Голос у нее ледяной. Она так разговаривает, лишь когда у нее нервы на пределе. И никогда не позволяет себе этот тон в присутствии посторонних.

– Мама, но еще шести часов нет…

– Ты делай то, что я тебе говорю. И первым делом попрощайся со своим другом.

У Оливера вспыхивает лицо, голос срывается:

– Но это нечестно! Мы же только что…

– До свидания, Джесс, – отрезает мать. Джесса моментально как ветром сдувает. У Оливера слезы на глазах.

– Мам, зачем ты так?

– Теперь скажи, кто изрезал всю газету? – не слушает его она.

В руках ее газета с вырезанным квадратом.

– Я, – отвечает Оливер, не глядя ей в глаза.

– Ах вот как? А я думала, что мистер Слайви пробрался сюда среди ночи и искромсал всю газету. О чем была статья?

Мать говорит с такой злобой, такой ненавистью, что Оливер теряет дар речи.

– Это была статья о судебном процессе, так ведь? – продолжает она. – Я пролистала всю газету и никаких упоминаний о суде не нашла.

– Мама, ты же ведь сама мне велела вырезать все статьи о процессе.

– О Господи. – Мать закатывает глаза. – Ты никогда не делаешь то, о чем я прошу. Почему же тут вдруг такое рвение? Где статья?

Оливер колеблется.

– Где она, я спрашиваю! – рявкает Энни.

– Я разорвал ее на мелкие кусочки.

– Зачем?

– Ты сама мне велела!

– Разве я говорила тебе, что нужно рвать статью на мелкие кусочки? Говорила я тебе это или нет, черт бы тебя побрал?!

И тут Оливер не выдерживает. Слезы градом льются у него по лицу.

– Мама, ты же сама…

– Что было в статье?

– Ты же сама сказала, что тебе не положено это знать. Тебе нельзя читать газеты, нельзя смотреть телевизор…

– Что было в статье? Отвечай!

– Я не помню! Там было написано, что крутили какую-то пленку…

– А что было на пленке?

– Мама, ну ты же там была. Зачем ты меня спрашиваешь?

– Что об этом писала газета?

– Не помню. Кажется, этот Луи Боффано приказал кому-то вырыть тоннель, чтобы кого-то прикончить.

– В газете было написано, что Боффано виновен?

– Я не знаю.

– Что еще написал журналист? Написал ли он, что эта улика является неопровержимой?

– Что это значит?

– Неопровержимая улика? Ты что, совсем маленький? Что написано в статье?

– Да ничего такого. Там только было написано, что в зале все притихли.

– Но какое впечатление от статьи?

Энни хватает сына за руки, сжимает их, что есть силы. Оливеру больно, но это не самое страшное. Больше всего его пугает голос матери.

– Журналист убеждает читателей, что Боффано виновен?

– Мама, я не знаю!

– С кем ты об этом говорил?

– О процессе? Ни с кем. Ты же мне запретила.

– Ax, я тебе запретила? Так вот, я тебе не просто запрещаю. Если ты с кем-нибудь хоть словом обмолвишься об этом процессе, я положу твой велосипед на асфальт и проеду по нему машиной. Потом выкину компьютер в окно. А после этого приду и задушу тебя собственными руками. Я не шучу. Ты понял?

– Да.

Энни отпускает сына, встает. Оливер, закрыв лицо руками, рыдает. Но мать хватает его за волосы и поднимает лицо мальчика вверх.

– Это еще что такое? Ты думаешь, раз в доме нет мужчины, то можно быть плаксой? Ничего у тебя не получится. Немедленно прекрати реветь!

Проходит еще неделя. Энни сидит в зале суда и смотрит на Боузмена, защитника Луи Боффано. У Боузмена смешные моржовые усы, острые желтые зубы; он не спеша идет в центр зала – собирается устроить прекрасный допрос свидетелю обвинения.

Начинает он так:

– Итак, мистер Де Чико, вы тут говорили, что у Луи Боффано возникли проблемы с Сальвадоре Риджио. Так?

У Поли Де Чико совершенно лысый шишковатый череп. Общее впечатление задумчивости и даже мудрости – до тех пор, пока мистер Де Чико не начинает говорить.

– Чего-чего? – говорит он. Боузмен заходит с другой стороны.

– Вы дали показания, что Луи Боффано занимался торговлей кокаином и героином.