Линкольн Чайлд - Холодная месть

Она пожала на прощание его руку и села в машину.

Д’Агоста закрыл за Констанс дверь, сам зашел с другой стороны. Пристально посмотрел на Пендергаста:

— Эй, партнер, вы уж на рожон не лезьте, ладно?

— Я приложу все усилия, чтобы последовать вашему совету и в прямом, и в переносном смысле.

Лейтенант уселся, захлопнул дверцу. Машина тронулась и вскоре растворилась в сгущающемся сумраке.

Пендергаст проводил ее взглядом, затем вынул из кармана крошечные наушники с микрофоном, надел и закрепил. Сунув руки в карманы пальто, перешел широкую авеню. Вошел в Центральный парк и скрылся среди зарослей, направляясь по извилистой тропинке к Консерватори-Уотер.

Было без пяти минут шесть вечера. Центральный парк казался дремотным, зачарованным воплощением картины Магритта: ярко освещенное небо, под ним — окутанные сумраком деревья, мрачные дорожки между ними. Ток городской крови замедлился с вечером, такси неторопливо катились по Пятой авеню, ленясь даже загудеть клаксоном.

Мемориальный лодочный домик с его рыжей кирпичной кладкой и позеленевшей бронзой казался игрушкой кондитера. Поверхность пруда была идеально гладкой. За ним, за тонкой каймой деревьев, одетых в потускневший осенний багрянец, громоздились мегалиты Пятой авеню. Каменные фасады розовели в лучах уходящего солнца.

Специальный агент Пендергаст прошел сквозь вишневую рощу на Пилигрим-хилл и остановился в длинной тени, отбрасываемой деревьями, чтобы внимательно рассмотреть лодочный домик и окрестности. Вечер выдался для поздней осени необыкновенно теплым. Поверхность овального пруда не тревожил ни единый ветерок, на водной глади пылали карминные, пурпурные, багряные цвета заката. Кафе по соседству с лодочным домиком было закрыто. У берега горстка моделистов, мечтающих о собственных яхтах, возилась с моделями. Рядом сидели и лежали, лениво болтая руками в воде и глядя на кораблики, несколько малышей.

Пендергаст медленно обогнул пруд, прошел мимо статуи, изображающей персонажей «Алисы в Стране чудес», приблизился к лодочному домику. На каменном парапете у пруда стоял скрипач, играющий «Сказки Венского леса», явно злоупотребляя вариациями темпа. На скамейке перед домом сидела влюбленная парочка, шепталась, целовалась тихонько, рядом на скамейке — одинаковые рюкзаки. На соседней скамейке восседал Проктор, одетый в костюм из темного твила и погруженный в чтение «Уолл-стрит джорнал». Торговец жареными каштанами и кренделями уже закрывал свою будку, а в глубокой тени за лодочным домиком, в зарослях рододендронов готовил ложе из картона бездомный бродяга. Там и сям шагали по дорожкам прохожие, направляющиеся к Пятой авеню.

Пендергаст коснулся наушника.

— Проктор?

— Да, сэр?

— Что-нибудь подозрительное?

— Нет, сэр. Все безобидно. Пара влюбленных, не замечающих никого и ничего вокруг, кроме друг друга. Бродяга, только что закончивший собирать ужин из мусорных баков. Теперь укладывается. Добыл себе бутылку пойла, смахивает на чернила «Найт трейн». Студенты упражнялись в рисовании пруда, но ушли четверть часа назад. Последние моделисты уже упаковывают кораблики. Кажется, ничего опасного.

— Отлично.

Пендергаст помимо воли стиснул кулаки. Закончив разговор, он осторожно разогнул, размял пальцы. Небольшим усилием воли заставил сердце биться медленней, вернуться к нормальному ритму. Вдохнул глубоко, медленно, вышел из тени, пошел к парапету, окружающему Консерватори-Уотер.

Проверил часы: ровно шесть. Он огляделся по сторонам — и застыл, не в силах двинуться.

Со стороны фонтана Вифезда приближались двое. Кто — не разобрать в тени под пологом ветвей. Они прошли под Трехлопастной аркой, миновали статую Ханса Кристиана Андерсена.

Пендергаст ждал, опустив руки, стараясь держаться расслабленно, обыденно. За его спиной расхохотался мальчишка, увидевший столкновение игрушечных корабликов, идущих в порт.

Пришедшие, чьи силуэты четко выделялись на фоне тускнеющего неба, остановились на другом берегу пруда, глядя в сторону лодочного домика. Мужчина и женщина. Зашагали вдоль берега, приближаясь. Пендергаст глядел на женщину: как шла и двигалась, на ее осанку, фигуру — и вдруг защемило сердце. Все и все вокруг: скрипач, влюбленные, мальчишки, деревья и памятники — исчезли. Пендергаст смотрел, не отрываясь. Огибая пруд, двое вошли в полосу света, косо брошенного уходящим солнцем, и агент смог разглядеть черты ее лица.