Джон Тренейл - Врата Совершенного Знания

В целом, решил офицер, Цзиян производит приятное впечатление. Безукоризненно одет, волосы обриты в соответствии с уставом, на широком загорелом лице — подходящее случаю серьезное выражение. Губы похожи на тугой лук Купидона, но человек за столом чувствовал, что Цзиян не слишком улыбчив.

Зато Цзияну не понравилось лицо сидевшего напротив. Оно было слишком холодным, слишком жестоким и не могло вызвать иных чувств, кроме желания слепо повиноваться. Он обратил внимание на форму.

Такая форма вышла из моды уже много лет назад. Гимнастерка, сшитая из плотной ткани цвета хаки, с четырьмя большими карманами на пуговицах, воротник широкий, на погонах никаких знаков отличий. Незнакомец носил офицерскую портупею с квадратной металлической пряжкой. Кожаную, опрятную, начищенную до блеска, но от старости покрытую мелкими трещинами. Цзиян сообразил, где он раньше видел такую форму: на старых фотографиях Чан Кайши.

Наконец незнакомец заговорил:

— Меня зовут Ли Лутан. Я здешний начальник. Вы не знакомы с КУ-4?

— Нет, сэр.

— Я устроил так, чтобы вас передали в мое распоряжение. С этого момента вы будете жить здесь.

Губы Цзияна плотно сжались. Ли заметил это и улыбнулся.

— Понимаю, жизнь под землей не слишком вам по душе. Ничего, скоро привыкнете. Мы все через это прошли. Обещаю, что времени на свежем воздухе вы будете проводить достаточно.

— Господин… — Цзиян растерянно замолчал. — Простите, не знаю как к вам обращаться.

— Просто как к начальнику этого гарнизона.

— Слушаюсь.

— Я рад, что вы разговаривали с заключенным, а он — с вами. Это хорошее начало. Я с интересом следил за вашей карьерой, капитан. Именно в расчете на то, что вы с ним разговоритесь, я устроил так, чтобы вы встречали этот самолет. — Ли положил руки на стол. — Итак, позвольте вас просветить. Относительно гарнизона КУ-4 и… многого другого.

Мэт сразу же понял, в чем назначение комнаты: вызвать дезориентацию. Она была квадратная, звуконепроницаемая и безупречно чистая — даже пол выкрашен ярко-белой краской. Незначительный контраст обеспечивали две большие панели, наглухо закрытые серовато-стальными шторами, через которые просачивался холодный искусственный свет. Если смотреть слишком долго, панели превращались в огромные слепые телевизионные экраны, на которых мелькали бесчисленные полосы. От них рябило в глазах, поэтому Мэт старался не смотреть, но панели вновь и вновь притягивали взгляд, пока он не почувствовал резь в глазах.

Он опустился на один из двух белых деревянных стульев — это были единственные предметы обстановки, — размышляя о том, кто займет второй. У Мэта забрали часы, поэтому он представления не имел о том, сколько прошло времени. Ему казалось, что очень много, но Мэт понимал, что ослепительный блеск вокруг притупляет восприятие. Возможно, прошло всего несколько минут, до того как дверь отворилась.

Вошла женщина. Бледная, с глубоко запавшими глазами, коротко остриженная, одетая в спецовку. Когда дверь захлопнулась, она, дрожа всем телом, прислонилась к ней. Мэт бросился к женщине, но она отвернулась, словно намереваясь прорваться сквозь дверь.

— Мэйхуа!

Она ускользнула от его раскрытых объятий, убежала в дальний угол белой камеры, опустилась на пол и спрятала лицо в ладонях. Мэт стоял рядом, не зная, что делать. Постепенно ее дрожь проходила, и когда Мэт нежно приподнял ее голову, Мэйхуа уже не сопротивлялась.

Он помог ей сесть на стул и сам сел рядом, гладя ее руки, безжизненно лежавшие на коленях. Мэйхуа отдернула руки и снова задрожала, но лицо уже не казалось таким напряженным.

— Они забрали мой порошок. — Она всхлипнула. — Кокаина нет. Господи… ужас… не трогай меня!

Временами ей становилось приятно от прикосновений Мэта, а иногда казалось, будто тысячевольтовые разряды бьют по нервам.

— Ты говорила, что бросила. Ты была у врача, он дал тебе лекарства…

Она расхохоталась, словно безумная.

— Доверчивый дурак… Дурак. Ты ребенок, Мэт, безмозглый ребенок…

— Дурак?

— Уф! — Мэйхуа скрестила руки на груди, пытаясь придавить воображаемых тварей, выползающих из сосков, но тут же ощущение прошло, и она схватила Мэта за руку. Ее ладонь была холодной. — Дурак, — повторила Мэйхуа.

— Не пойму, о чем ты. Хочешь сказать, что не любишь меня, да?

— Да. Нет! Сначала не любила… — Мэйхуа в отчаянии взмахнула рукой и разрыдалась. Мэт дал ей выплакаться вволю, продолжая гладить ее. Но он делал это машинально, а его мозг отказывался работать. Наконец Мэйхуа вытерла лицо рукавом. — Как это было забавно. Миллионы «Дьюкэнон Юнг». Господь Всемогущий, да какая же девчонка откажется? Потом… все закрутилось. Ты начал нравиться мне. — Она опять засмеялась, но теперь ее смех был скорее печальным. — Потому что ты из двух половинок. Как я. Желтый и белый, хлеб и рис. Евразиец.