Лорел Гамильтон: Кровавые кости

– Мне все это нравится не больше, чем тебе, – сказала я.

– Хотелось бы мне в это верить.

– Ричард!

Он глубоко вздохнул. Злость вроде бы как вытекла из него. Никогда не понимала, как это у него получается. Он мог яриться – и через секунду успокоиться. И оба этих чувства казались неподдельными. А я уж когда злилась, так злилась. Недостаток моего характера?

– Прости, Анита. Действительно, непохоже было бы на тебя встречаться с ним за моей спиной.

– Я никогда ничего не буду делать за твоей спиной, Ричард. Ты знаешь.

– Знаю, – кивнул он. Снова оглянулся на класс. – Мне надо вернуться, пока они школу не подожгли.

И он направился по коридору, не оглядываясь.

Я чуть не окликнула его, но не стала. Настроение несколько испортилось. Ничего так не сдувает человеку паруса, как знание, что его подруга встречается еще с кем-то. Я бы не стала с этим мириться, если бы был способ избежать. Двойной стандарт, но такой, с которым мы все трое могли как-то жить. Если термин “жить” подходит к Жан-Клоду.

Черт возьми, слишком запутана моя личная жизнь, чтобы передавать ее словами. Я пошла по коридору, и надо было пройти мимо открытой двери класса. Стук моих каблуков эхом отдавался в коридоре. Я не стала искать взглядом Ричарда – еще хуже было бы, ведь надо уходить.

Встречаться с Мастером Города придумала не я. Жан-Клод предложил мне на выбор: либо он убьет Ричарда, либо я буду встречаться с ними обоими. Тогда это показалось мне выходом. Через пять недель я уже не была так в этом уверена.

Мои моральные принципы не позволили нам с Ричардом довести наши отношения до логического конца (симпатичный, кстати, эвфемизм). Жан-Клод ясно дал понять, что, если я что-то делаю с Ричардом, я должна то же самое делать и с ним. Он пытался за мной ухаживать. Если Ричард может меня касаться, а он нет, это будет нечестно. Наверное, в его словах был смысл. Но мысль о том, что придется заниматься сексом с вампиром, охраняла мое целомудрие лучше любых идеалов.

Встречаться до бесконечности с ними обоими я не могла. В конце концов одно только сексуальное напряжение меня убьет Я могла бы уехать. Ричард бы даже позволил мне это сделать. Ему бы это не понравилось, но если бы я хотела от него освободиться, он бы меня отпустил. С другой стороны, Жан-Клод... он бы не отпустил меня никогда. Вопрос вот в чем: хочу ли я, чтобы он меня отпустил? Ответ таков: черт побери, да! Фокус в том, как освободиться, чтобы все остались живы.

Да, тоже вопрос на 64000 долларов. Беда только, что на него у меня пока нет ответа. А ответ нам понадобится рано или поздно, и чем дальше, тем ближе это самое “поздно”.

Я скорчилась у борта вертолета, вцепившись мертвой хваткой в прибитую к стене петлю. Хотелось вцепиться и второй рукой, будто эта дурацкая петля спасет меня, если вертолет вдруг хлопнется на землю. Одной рукой я держалась потому, что двумя выглядело бы слишком трусливо. У меня на голове были наушники, вроде тех, что надевают в тире, но на скобе был и микрофон, чтобы разговаривать на фоне шума, от которого зубы шатались. Вертолет был вроде прозрачного пузыря, гудящего и дрожащего, но я это не замечала. Я старалась как можно меньше открывать глаза;

– Вам нехорошо, миз Блейк? – спросил Лайонел Баярд.

Я вздрогнула.

– Нет, все в порядке.

– У вас не очень хороший вид.

– Я не люблю летать, – ответила я.

Он слегка улыбнулся. Кажется, я не внушала уверенности Лайонелу Баярду, адвокату и шестерке фирмы “Бидл, Бидл, Стирлинг и Левенштейн”. Это был маленький аккуратный человечек с белесыми усиками, наводившими на мысль, что это и есть вся лицевая растительность, доставшаяся на долю Лайонела Баярда. Треугольная челюсть была гладкой, как у меня. Может быть, усики просто приклеены? Коричневый костюм из тонкого твида сидел на нем, как сделанная на заказ перчатка. Тонкий галстук в коричнево-желтую полоску с золотой булавкой. На булавке монограмма. И на изящном кожаном дипломате – тоже монограмма. Все в полной гармонии, вплоть до туфель с золотыми кисточками.

Ларри повернулся ко мне – он сидел рядом с пилотом.

– Ты в самом деле боишься летать?

Я видела, как шевелятся его губы, но звук доносился только из моих наушников – без них в таком шуме разговаривать было бы невозможно. Ларри явно развеселился.

– Да, Ларри, я действительно боюсь летать. – Я надеялась, что наушники передадут сарказм не хуже веселья.

Ларри заржал. Очевидно, сарказм дошел. Ларри был свежевыбрит, одет в свой запасной костюм и в белую рубашку – одну из трех, которые у него были – и нацепил второй из лучших галстуков. Самый лучший был весь залит кровью. Он все еще учился в колледже и работал по выходным в ожидании зашиты диплома. Его короткие волосы имели цвет удивленной моркови. Он был веснушчатый, с меня ростом – коротышка, со светло-голубыми глазами.