Лорел Гамильтон - Смеющийся труп

Как ужасно приехать на квартиру к незнакомым людям и не знать, обидят они тебя или нет. Отчаяние или жажда смерти.

– Так значит, делать будем мы с тобой? – спросила она, продолжая изучать мое лицо.

Я моргнула. Я не сразу поняла, что она имеет в виду.

– Нет. – Я покачала головой. – Нет, я же сказала, что хочу только поговорить. Я имела в виду именно то, что сказала. – Наверное, я покраснела.

Видимо, меня подвел румянец. Она откупорила банку и отхлебнула.

– Ты хочешь, чтобы я рассказывала о том, как я обслуживала других людей, пока ты будешь делать с ним? – Она кивнула в сторону гуляющего вампира.

Жан-Клод стоял перед единственной картиной, которая висела у меня в комнате. Она была модернистская и хорошо сочеталась с остальной обстановкой. Серый, белый, черный и бледно-бледно-розовый. Это была одна из тех композиций, на которую чем дольше смотришь, тем больше форм в ней начинаешь видеть.

– Слушай, Ванда, мы с тобой просто побеседуем. Ничего больше. Никто ни с кем ничего делать не будет. Хорошо?

Она пожала плечами.

– Твои деньги. Можем делать все, что ты захочешь.

От этой фразы мне стало не по себе. Она это говорила всерьез. Я заплатила деньги. Она сделала бы все, что я хотела. Все? Это было слишком ужасно. То, что какое-то человеческое существо всерьез говорит “все”. Конечно, она исключает вампиров. Даже у шлюх есть свои нормы.

Ванда улыбнулась мне. Перемена была просто разительна. Лицо осветилось. Она в одно мгновение стала красавицей. Даже глаза засияли. Это мне напомнило лицо беззвучно смеющейся Цецилии.

Но к делу.

– Я слышала, что ты была любовницей Гарольда Гейнора. – Никакой предварительной обработки, никаких разговоров о погоде. Долой одежду.

Улыбка Ванды погасла. Блеск юмора в глазах потух, сменившись осторожностью.

– Я такого не знаю.

– Да нет же, знаешь, – сказала я. Я все еще стояла, вынуждая ее смотреть на меня снизу вверх.

Она отпила колы и покачала головой, не глядя на меня.

– Ну же, Ванда, я знаю, что ты была пассией Гейнора. Признай это, и мы поедем дальше.

Она поглядела на меня и снова опустила глаза.

– Нет. Я тебя обслужу. Я позволю вампу смотреть. Я буду говорить с вами обоими грязно. Но я не знаю никакого Гейнора.

Я наклонилась и положила руки на подлокотники ее кресла. Наши лица были очень близко.

– Я не репортер. Гейнор никогда не узнает, что ты со мной говорила, если ты ему не скажешь. Ее глаза расширились. Я проследила ее взгляд. Ветровка съехала вперед. Стал виден мой пистолет, и это, похоже, Ванде не понравилось. Хорошо.

– Поговори со мной, Ванда. – Голос мой звучал тихо. Мягко. Зачастую самым мягким тоном произносятся самые страшные угрозы.

– Кто ты, черт возьми, такая? Ты не из полиции. Ты не репортер. Работники социальной службы оружие не носят. Кто ты? – В последней фразе звучали нотки опасения.

Жан-Клод вошел в комнату. Оказывается, он уже побывал у меня в спальне. Чудесно, просто чудесно.

– Возникли сложности, ma petite?

Я не стала его одергивать. Ванда не должна знать, что в наших рядах раскол.

– Она упрямится, – сказала я и отошла от кресла.

Я сняла ветровку и бросила на стол в кухне. Ванда смотрела на пистолет. Чего я и добивалась.

Возможно, у меня не очень пугающая внешность, зато у меня есть браунинг.

Жан-Клод обошел вокруг кресла Ванды и положил руки ей на плечи. Она вздрогнула, словно он сделал ей больно. Я знала, что ничего подобного он не делал. Возможно, именно от этого она и вздрогнула.

– Он убьет меня, – сказала Ванда.

Я смотрю, многие говорят эту фразу про мистера Гейнора.

– Он никогда не узнает, – сказала я.

Жан-Клод потерся щекой о ее волосы. Его пальцы легонько поглаживали ее плечо.

– И к тому же, моя прелестница, его сегодня нет с тобой рядом. – Он говорил совсем тихо. – А мы есть. – Потом он прошептал ей что-то на ухо одними губами, так, что я не услышала.

Ванда его услышала. Глаза ее расширились, и она начала дрожать. Казалось, у нее начинается припадок. В глазах заблестели слезы.

Господи Боже.

– Пожалуйста, не надо. Пожалуйста, не позволяй ему. – Голос ее стал сдавленным и тонким от страха. Слезы потекли по щекам.

Я ненавидела Жан-Клода в тот момент. И себя ненавидела. Я была одной из хороших парней. Это была одна из моих последних иллюзий. Я не желала с ней расставаться, даже если это поможет делу. Ванда станет говорить или не станет. Никаких пыток.

– Уйди, Жан-Клод, – сказала я.

Он посмотрел на меня.