Лорел Гамильтон: Смертельный танец

К семейной идиллии? Кто, я? Моя жизнь – гибрид противоестественной «мыльной оперы» с приключенческим боевиком. Вроде «Как повернется гроб» пополам с «Рэмбо». Белый штакетник сюда не вписывается. Тут Жан-Клод прав.

Зато у меня целых два выходных в конце недели. Впервые за много месяцев. Я всю неделю ждала этого вечера. Но почему-то не идеальное лицо Жан-Клода занимало сегодня мои мысли. Все время мелькало лицо Сабина. Вечная жизнь, вечная боль, вечное уродство. Ничего себе послежизнь.

У Кэтрин за обедом собрались: живые, мертвые и периодически мохнатые. Из восьмерых шестеро были людьми, хотя в двух я не была уверена – включая себя.

Я надела черные штаны, черный бархатный жакет с атласными лацканами и свободную белую куртку под стать рубашке. Девятимиллиметровый браунинг вполне подходил к этому наряду, но я его держала не на виду. Это была первая вечеринка, которую Кэтрин устраивала после свадьбы, и браунинг мог создать не то настроение.

Мне еще пришлось снять серебряный крест, который я всегда ношу, и спрятать в карман, потому что передо мной стоял вампир, и когда он вошел в комнату, крест начал светиться. Знай я, что на обед приглашены вампиры, я бы надела облегающий воротник, чтобы спрятать крест. Они, вообще говоря, светятся только когда на виду.

Роберт – тот самый вампир, о котором я говорю, – был высоким, мускулистым и красивым, как фотомодель. Раньше он служил стриптизером в «Запретном плоде», теперь он там управляющий. От рабочего до руководителя – Американская Мечта. Волосы у него были светлые, вьющиеся и коротко стриженные. Одет он был в коричневую рубашку, очень ему подходящую и полностью гармонирующую с платьем его спутницы.

У Моники Веспуччи загар из клуба здоровья уже малость полинял, но макияж был наложен великолепно, короткие волосы цвета осенних листьев уложены как надо. Она была настолько беременна, что даже я заметила, и так этим довольна, что не могла меня не раздражать.

Мне она лучезарно улыбнулась:

Анита, сколько мы не виделись!

Ответить мне на это хотелось: «И еще бы столько же». В последний раз, когда я ее видела, она меня подставила местному Мастеру вампиров. Но Кэтрин считала, что Моника ей подруга, и разубедить ее, не рассказывая все подробно, было бы трудно. А в подробном рассказе фигурировали несанкционированные убийства, из коих некоторые были совершены мною. Кэтрин – юрист и сторонник закона и порядка. Я не хотела, чтобы ей пришлось идти на сделку с совестью. А значит, Моника – ее подруга, то есть я была вежлива весь обед, от закуски и до самого десерта. В основном мне это удавалось потому, что она была на той стороне стола. Теперь же мы оказались вдвоем в гостиной, и от нее невозможно было отделаться.

Кажется, не очень долго, – сказала я.

Почти год. – Она улыбнулась Роберту. Они держались за руки. – А мы поженились. – Она коснулась бокалом живота. – И я уже с начинкой, – хихикнула она.

Я уставилась на них обоих:

От трупа столетней давности начинки не получается. – Слишком долго я уже была вежлива.

Моника широко мне улыбнулась:

Получается, если достаточно надолго поднять температуру тела и достаточно часто заниматься сексом. Мой акушер думает, что это все из-за горячих ванн.

Это было для меня уже лишнее знание.

А результат амниографии вы уже получили?

Улыбка сползла с ее лица, сменившись тревогой. Я пожалела, что спросила.

Надо подождать еще неделю.

Моника, Роберт, я прошу прощения. Надеюсь, что все будет чисто.

Я не упомянула о синдроме Влада, но эти слова повисли в воздухе. Три года легализованного вампиризма – и синдром Влада стал самым частым врожденным дефектом в стране. Он мог привести к ужасным увечьям, не говоря уже о смерти младенца. Когда риск так велик, как-то ожидаешь от людей большей осторожности.

Роберт притянул ее к своей груди, и в ее глазах погас свет, она побледнела. Я чувствовала себя более чем паршиво.

По последним сведениям, вампиры старше ста лет стерильны, – сказала я. – Им явно надо бы обновить информацию.

Это я сказала вроде бы в утешение, чтобы они не поняли так, что были неосторожны. Моника посмотрела на меня без всякой доброты в глазах.

Тоже беспокоишься?

Она была такая беременная, какая бледная, и все равно мне хотелось дать ей по морде. Я не спала с Жан-Клодом, но не собиралась сейчас оправдываться перед Моникой Веспуччи – да и вообще перед кем бы то ни было.

В комнату вошел Ричард Зееман. На самом деле я даже не видела, как он вошел, – я это ощутила. Обернувшись, я смотрела, как он идет к нам. Был он ростом шесть футов один дюйм – почти на фут выше меня. Еще дюйм – и мы не могли бы целоваться без табуретки, хотя это стоило бы затраченных усилий. Он пробирался среди гостей, перебрасываясь короткими репликами. Совершенные зубы сияли в улыбке на фоне загорелой кожи. Он общался с новыми друзьями – это те, кого он успел очаровать за обедом. Прямо самый бойскаутский бойскаут в мире, близкий друг каждому, ему всюду рады. Он любил людей и отлично умел слушать – два весьма недооцениваемых качества.