Еремей Парнов - Собрание сочинений - В 10 т. Т. 5 - Секта

Явилось ли это провидением? Как знать…

От нестерпимой жути развязки спасал звон рельса: послушников созывали на ночные радения. К холоду и постоянному недоеданию добавлялся хронический недосып.

Но самым тяжким испытанием обернулись часы, проведенные в так называемом «волшебном шлеме», внешне напоминавшем космический. Возможно, первоначально он и был таковым, но списанный за ненадобностью, а то и просто украденный, подвергся существенной доработке. Не исключено, что в том же «почтовом ящике», где трудился Слава. Будучи инженером, он быстро разобрался в назначении вмонтированных внутрь устройств и на собственном опыте убедился в их дьявольской эффективности.

Шлем совмещал в себе систему датчиков, подключенных к энцефалографу, подведенные к вискам электроды, трубку, по которой поступал газ, и стереофоническую систему. Пока писалась энцефалограмма, снимая с различных участков мозга отчаянные сигналы, череп, в который этот вопящий электрическими всплесками мозг был заключен, подвергался изощренным пыткам. Сначала перекрывался доступ воздуха, и наступало удушье. Снабжение живительным кислородом возобновлялось буквально за секунду до клинической смерти, но не успевал испытуемый отдышаться, как на его лобные доли обрушивался разряд высокого напряжения, что опять-таки приводило к кратковременной коме. Иногда вместо электрошока использовали неизвестный наркотический газ, после которого наступал дремотный паралич. И все это происходило на фоне льющейся из наушников похоронной мелодии, перемежавшейся звуковыми сигналами предельной для слуха силы. Всегда одними и теми же, одними и теми же, одними и теми же. Зрение тоже подвергалось критической нагрузке. На стекле, куда была вмонтирована невидимая схема на жидких кристаллах, постоянно мелькало цветное изображение всевозможных фигур и знаков, в которых немыслимо было разобраться, настолько быстро одни сменялись другими. Ползли бесконечные ряды цифр, вспыхивали какие-то бесформенные пятна, взрывались звезды, рушились и возникали вселенные.

И внутренний мир, разъятый, как детский конструктор, на элементы распадался и вновь пересоздавался бессчетно, пока окончательно не исчезла граница между внешним и внутренним, где не осталось ничего, кроме кровоточащего комка орущего мяса.

Калистратов так и не узнал, когда перешагнул на «ту сторону», перешагнул ли вообще непостижимую нулевую черту, за которой уже нет ни памяти, ни страдания.

Возможно, ему только казалось, что он летит через бесконечный коридор, пристанище вечного мрака и бесконечных теней. Порой это напоминало падение в шахту, когда сорвавшаяся с тросов клеть проносится мимо бесчисленных ярусов, за которыми мерещатся объятые мертвым отчаянием лица. Глаз выхватывал то кирпичные кладки, то гнилой бревенчатый брус, то слои гравия и песка, а еще чернозема, проросшего корнями растений. И открылся фундамент, и вмурованный в стену разбитый горшок, и медная прозелень клада убого блеснула среди черепков, и ржавый тлен захороненного железа, и черные кости в истлевших гробах.

И был голос, прозвучавший из невидимого жерла преисподней:

«Вы звали меня — я пришел! Вы хотели меня — я обрел вашу плоть! Отныне я — Вы, а Вы — это я! Имя нам — Древний Ужас!»

Но бездна не приняла Славу. На крайнем пределе отчаяния падение незаметно перешло в вознесение, ибо ВСЕ во ВСЕМ: верх и низ, малое и великое. И забрезжило сияние летящему в беспросветном хаосе вечной ночи, отрешенное от тени и радуг, холодное и чистое, как свежевыпавший снег.

Последняя жизнь технолога была коротка и незавидна, и даже на небеса предстояло добраться ему черным ходом.

Дачка Корнилова находилась в поселке Бужарово, на самом берегу Истринского водохранилища. Запретная зона начала застраиваться еще в начале семидесятых, но в последние годы строительство приобрело совершенно бесконтрольный характер, что не могло не сказаться на качестве питьевой воды. Под стук топоров и вой циркулярных пил вырастали шедевры постсоветской готики и модерна. По сравнению с новоявленными дворцами, корниловский домик выглядел жалкой лачугой.

Всесвятский добирался сюда на машине, которую загодя одолжил у приятеля. Основания для конспирации были достаточно весомые: у обоих накопился взрывоопасный материал.

На рыбалку выехали в пятом часу, чтобы, как положено, постоять на вечерней зорьке.