Еремей Парнов - Собрание сочинений - В 10 т. Т. 5 - Секта

— И вы узнали себя в этом кучере?

Калистратов подтвердил. Его уверенность, казалось, произвела благоприятное впечатление. Тем не менее «духовник» счел своим долгом прояснить ситуацию:

— Видите ли, любезный, — он снизошел до того, что погладил Славу по голове, — есть большая разница между киногероем и реальным, скажем так, персонажем. Дракулы, которого вы видели на экране, никогда не существовало, а следовательно, и кучера. Между тем Владек, граф фон Дракула, действительно жил в Трансильвании и, будучи владетельным сеньором, имел вассалов, приближенных и штат обслуги, включая, разумеется, кучеров. Я бы сказал, гайдуков…

Калистратов узнал множество интересных вещей. Притом не только про Дракулу, у которого, оказывается, есть наследник, тоже граф Дракула, живущий в Германии. По мнению «духовника», настоящим вампиром был Тепеш, отпрыск побочной ветви. «Но это не имеет особого значения», — успокоил он приунывшего Славу, обогатив его скудную эрудицию массой самых разнообразных сведений о природе вампиризма, включая психический, энергетический и сексуальный. Так, к примеру, Калистратов узнал, что, помимо суккубов, высасывающих мужскую силу, существуют еще и инкубы, которые досаждают по ночам женщинам. В отличие от вампира-кровососа, который не отражается в зеркалах, боится дневного света, креста и чеснока, избавиться от инкуба практически невозможно. Распознать его можно только по оставленной сперме, синей и холодной, как лед. Благодаря дьявольскому, недоступному простым смертным дару инкуб способен вконец умучить даже самую похотливую нимфоманку.

Покончив с демонологией, в коей оказался куда как горазд, «духовник» перешел к вопросам практическим, куда более волновавшим Славу, чья потенция была настолько далека от инкубовой, что смешно даже сравнивать. Особенно ныне, когда она, по причине штрафных очков, падала, как ртуть в термометре в зимнюю стужу. Отлучение от горячего варева давалось особенно нелегко.

— Теперь давайте разберемся с вами, — медоточивым голосом предложил ангел-хранитель, окончательно утвердив Тепеша на роль Дракулы. — Ну почему обязательно кучер? Это же моветон, мой хороший, нонсенс. Ведь у вас такой гороскоп! Солнце в третьем доме, Венера в секстиле с Марсом… Не могли вы быть кучером… Постойте, вы точно помните, что возле вас на облучке никого не было?

Калистратов засомневался и вроде как припомнил, что рядом с ним действительно кто-то сидел.

— Вот видите! — обрадовался милостивый ясновидец. — И знаете, кто это был?.. Да вы же и были! Путешествующий студент или, скажем, юный паж, поступивший на службу к графине Франциске… Пустит она в постель какого-то извозчика — как же! Ведь верно?

Калистратов вынужден был согласно кивнуть. Кучер или конюх, пропахший лошадиным навозом, и потом графине как-то не с руки.

— Молодой, любопытный, отважный, вы залезли наверх, чтобы полюбоваться ландшафтом. Дорога шла через лес… Правильно? Вот видите: через лес… Полная луна сияла в ночном небе, разгоняя легкие облачка, пахло влажной листвой, в чащобах колдовским светом вспыхивали гнилушки и все такое… Кучер, знай себе, нахлестывал лошадей — гнедые в яблоках, шоры, плюмажи… Это его одолевал суеверный ужас, а вам все нипочем. «Мальчик резвый, красивый, влюбленный» — сорвиголова! А вот когда ваш кучер наделал в штаны от страха или вообще свалился к чертовой матери, вы и перехватили вожжи. Потому и запомнили себя сидящим на облучке. Какой же из вас кучер, голубчик, гайдук! Вы же потомственный дворянин, а следовательно, паж, вернее, оруженосец Тепеша, его стремянный. Вот так: стремянный.

Калистратов настолько вжился в образ, что ему мог бы позавидовать самый сенсетивный актер, прошедший школу Станиславского. Во сне его преследовали призраки краснорожего, с большими нафабренными усами Тепеша и бледной, как смерть, Франциски. Графиня всегда появлялась в бесстыдно распахнутом пеньюаре, и он бежал от нее по бесконечным замковым переходам. Мелькали мрачные залы со стрельчатым сводом, с лязгом обрушивалась с постаментов рыцарская арматура, и совы с фосфорическими глазищами выпархивали из клетки забрал.

И всякий раз, оглядываясь на виновницу ночных кошмаров, он не различал ее отражения в сумеречных глубинах, затянутых паутиной зеркал.

Обычно она настигала его в подземном склепе, где покоилась пара опустевших, со сдвинутыми крышками саркофагов. И где-то в самом углу обязательно возникал третий — заурядный дощатый гроб, предназначенный ему лично. Не стремянному Латоесу, а безымянному бомжу, который был когда-то инженером-технологом Калистратовым.