— Попробуем разобраться. Ты утверждаешь, что Руфо, Хеди, Луна, все, что произошло до сих пор, должно скрыть не уже совершенное преступление, а преступление, которое даже еще не произошло? Как мы это докажем?
— Рассматривай это как вызов. Самое большое преимущество детектива состоит в том, что он знает, что такое преступление. Это его отправная точка. Но мы два профессиональных следователя. Давай попытаемся остановить его раньше, чем оно произойдет.
— Хорошо. Давай разберемся. Кто-то что-то замышляет, но мы не знаем. Ты вынуждаешь их действовать, явившись сюда с фотографией Приблуды и его друзей, двух автомехаников, в бывшем яхт-клубе «Гавана», который, кстати, после революции, стал Домом культуры строителей. Но вернемся к главному. Руфо пытается убить тебя за эту фотографию. Намного легче было бы игнорировать тебя, поэтому мы пока не будем сбрасывать это со счетов. Во-вторых, ты снова заставляешь кого-то действовать, когда приходишь в яхт-клуб. Уоллс и О’Брайен увозят тебя из гавани и предлагают какую-то работу. Предложение, кстати, слишком нелепое, чтобы рассматривать его всерьез. Опять же было бы легче совсем не обращать на тебя внимания. В-третьих, Луна избивает тебя битой, но не пытается убить, возможно потому, что не может найти эту фотографию. Или некто пытается убить тебя из-за AzuPanama ? Нет. Пытается проделать в тебе крошечное отверстие из-за AzuPanama ? Нет. Забудь об AzuPanama , все вертится вокруг этой фотографии, — подытожила она, многозначительно пристукнув кончиками пальцев по столу.
— Это только одна версия.
— Хорошо. Но как эта фотография связана с будущим, я не знаю и ты тоже. Тебе просто нравится играть со временем.
«Она попала в точку», — подумал Аркадий. Во многом она была права.
— Есть два пути понять, что случилось с Приблудой. Один — это Монго. Другой, я думаю, ведет к О'Брайену и Уоллсу.
— Хорошо, твой друг О'Брайен спятил, если он думает, что сможет открыть казино. Пока Фидель жив, у него ничего не выйдет. Никаких казино. Это было бы полным провалом революции. И позволь мне сказать тебе кое-что еще. Эти двое — О'Брайен и Уоллс — никогда не будут делиться своим состоянием с человеком, который прилетел из России. — Офелия, помешкав, спросила: — У тебя есть план?
— Судя по записи на стене Руфо, завтра ночью в яхт-клубе должно случиться что-то, связанное с Анголой. — Он посмотрел на часы и уточнил: — Уже сегодня ночью. Можем заскочить туда.
— Ангола? Какое отношение все это имеет к Анголе?
— Руфо написал: Vi. HYC 2200 Ангола.
— Это уже план.
— А еще я хотел бы найти мобильный телефон Руфо.
— У него не было мобильного. В Гаване сотовые телефоны продает только КубаСелл, которая является совместным Мексиканско-кубинским предприятием. Любой, у кого есть доллары, может купить, но я звонила в КубаСелл , у них нет клиента Руфо Пинейро.
— У него был телефон, мы просто не нашли его. Я бы очень хотел покопаться в памяти этого телефона, и узнать, кто его лучшие друзья.
«Так же он вел себя и на пристани», — подумала Офелия. Абсолютно уверен в чем-то, чего она пока не понимает. Проблема в том, что она была с ним согласна. Такого афериста, как Руфо, невозможно представить себе без мобильного телефона.
Снаружи послышался взрыв смеха, парочка прошла в соседний номер. Офелия почувствовала необходимость объяснить, откуда она знала о «Росите», о системе взаимоотношений jineteras и полиции. Офицер из министерства внутренних дел, такой, как Луна, мог оказывать протекцию Хеди и многим другим девушкам в туристических барах, отелях и морском порту. В «Росите» было безопасно, потому что она находилась под крылом полиции Плайя дель Эсте. Она добавила:
— Луна тоже вынужден защищаться. Он и Руфо участвовали вместе в политической деятельности, сдавая властям диссидентов. Может быть, некоторые из этих людей были действительно против Кубы, но Луна и Руфо иногда заходили слишком далеко…
— А Монго?
— Нет.
— А капитан Аркос?
— Не думаю.
— И все они участвовали в Сантерии, в таких церемониях, как я видел?
— Это была не Сантерия, — Офелия коснулась своего ожерелья, — оставь разборки с духами мне.
Второй раз был не таким бурным, но таким же страстным. Давно забытое удовольствие превратило кожу в чувственную карту, которую предстоит изучить в деталях от изгиба груди до розового языка, до тонких поворотов ее бровей.
У нее было много ласковых слов на испанском. Ему же просто нравилось имя Офелия. Оно было сладким на вкус, как напоминание о мечтах и цветах.
Читать дальше