Вячеслав Энсон - Эра беззакония

– Сына он схоронил под эту музыку. Просил Илюша… – объяснил старик. – И сам хотел, под нее… Святой был человек… Чистый, до наивности. Все меня стыдил: «Одумайся, Родька! Наше беззаконие – по нам и ударит». И что же? Я стою, словно памятник злу, а он в могиле. Где справедливость?!

Калмычков выбрался из кольца обступивших могилу людей и медленно побрел к выходу. У ворот его догнал и придержал за локоть один из охранников старика: «Родион Петрович просит вас на минутку задержаться…»

Из снежной пелены потянулись люди. Они молча рассаживались по машинам и уезжали. Последним покинул кладбище Родион Петрович. Он взял Калмычкова под руку, и пока шли к машине, сказал: «Серафим что-то слишком заботился о вас. Память с ним злую шутку играла. Илье сейчас было бы чуть больше лет, чем вам. Неважно теперь… Он просил взять вас под крыло. Имеете неотложные просьбы?»

«Нет, – ответил Калмычков. – Справляюсь».

«Что ж, хорошо. Как меня найти, знаете?» – Калмычков кивнул. Родион Петрович, садясь в машину, добавил: «Про вашу пропажу я слышал. Чем смогу – помогу…»

Калмычков поймал такси и поехал в центр. Побродил часок. Пару раз заходил в распивочные, поминал генерала. Потом поехал к Женьке. Вечер и полночи пили все, что оказалось под рукой. Почти не разговаривали.

6 января, пятница

Утром Женька отвез его на вокзал. Калмычков решил ехать поездом. Закрыться в купе, собраться с мыслями. Отоспаться, на худой конец.

Не получилось. Билеты в СВ кончились. Фирменный – не скоро. В наличии простые купейные. Калмычков махнул рукой и купил. Женька снабдил его «тормозком» – пакетом ресторанских закусок. И водочкой, на поправку.

Обнялись. По всему выходило, прощаются надолго. «Будем искать!» – сказал Женька и отвел глаза. Калмычков тоже рассматривал снег на ботинках.

С одиночеством вышла промашка: в купе уже расположились попутчики. На диване напротив сидели пожилой мужчина и мальчик лет двенадцати, разглядывали журналы.

«Хуже – только мамаша с младенцем», – подумал Калмычков. Пить при ребенке последнее дело. И папаша – нудноватый мужик. Сразу не поймешь, из каких. Точно, не из тех, с кем приятно коротать время за картишками. Трезвенник-язвенник. Учуял калмычковский «выхлоп» и рожу скривил.

Калмычков переоделся в спортивный костюм. Сходил в тамбур на перекур. Полистал лениво железнодорожный журнал, но буквы не складывались в слова, и он принял соответствующее обстановке решение. Постелил постель и захрапел, отвернувшись к стенке.

Проспал три часа, больше не смог. Внутри нарастало какое-то неприятное напряжение, при котором невозможно ни спать, ни сосредоточиться на одной мысли. Даже в окно не сумел смотреть сколь-нибудь долго. Там мелькала уже полустанками Новгородская область. «Пора подкрепиться», – решил он. Устроился за столом и достал пакет с продуктами.

Мужчина сидел напротив. То ли дремал, то ли думал о чем-то, прислонившись виском к оконной раме. Мальчонка на верхней полке посапывал во сне.

Калмычков разложил на столе Женькины гостинцы. Достал водочку. Есть в одиночку всегда неловко, и он осторожно предложил:

– Не побрезгуйте разделить со мной трапезу.

Мужчина оторвал голову от окна.

– Что?.. Спасибо. Не беспокойтесь, кушайте. Мы тоже запаслись.

– Ладно, – Калмычков не сдавался. – А если мы с вами по сто грамм пропустим? За знакомство.

– Я могу и без водки познакомиться, – ответил попутчик.

– Неловко будет. Мне – пить, а вам – смотреть, – настаивал Калмычков.

– Лейте!.. Все равно не отстанете… – попутчик улыбнулся. – Будем знакомиться.

– Николай Иванович, – представился Калмычков.

– Павел Константинович, – протянул руку мужик.

Калмычков налил грамм по сто. Предложил на закуску бутерброды с колбасой и рыбой. Выпили, закусили.

– Хорошо! – крякнул Павел Константинович. – Давно не пил приличной водки. В нашу глухомань такую «паленку» завозят, что народ за год человеческий облик теряет. Я ее не употребляю.

– И никакой альтернативы? – удивился Калмычков.

– Самогон. Последние восемь лет пью крайне редко.

– Как же со стрессом справляетесь? – спросил Калмычков.

– Нет у нас стресса, – ответил Павел Константинович. – Живем на лесном кордоне. Я да Лешка. Последний стресс был по случаю его появления, четыре года назад.

– Он не родной? А жена?.. – Калмычков перестал жевать.

– Приемный. Жены давно нет, разошлись дорожки. Что вы на меня так уставились?