Лора Касишке - Будь моей

Я отступила на шаг, извинилась за беспокойство, сказала, что работаю с Бремом в колледже, что…

— Ладно. Если увидитесь с ним, скажите, что мы волнуемся. Пора бы уже ему объявиться.

— Мальчишки, — покачала она головой. — Никогда не взрослеют?

И снова улыбнулась. Я попыталась улыбнуться в ответ.

Когда Чад залезал в машину, от него пахло солнцем и травой. Он вздохнул, сел рядом. Стянул майку и вытер ею лицо. Наклонился вперед, и я увидела у него на спине длинную царапину. Наверное, поранился о ветку или грабли. Или какой-нибудь другой садовый инструмент.

— Как ты, Чад? Как похмелье?

— Лучше. Вышло потом.

По дороге домой он рассказал мне, как прошел день. Сажали живую изгородь вокруг загородного клуба. Стригли газоны на окраине городка. Фред по сравнению с прошлым летом стал еще более странным, хотя и тогда он все время разговаривал сам с собой, а иногда, сидя в кабине грузовичка, перевозившем оборудование, принимался кричать.

— Сегодня допытывался, верю ли я в то, что людей похищают инопланетяне.

— Ну и что ты ему ответил?

— Я сказал: определенно, нет. И не спросил, почему это его занимает.

— Правильно.

— На завтра у него нет для меня работы. Они еще не включили меня в график. Можем поехать к дедушке.

— Отлично, Чад. Завтра и поедем.

— Конечно, хорошо.

Машина с Чадом в качестве пассажира, казалось, ехала легче.

Машина, наполненная весной и зеленью.

Мы подъехали к дому, и я увидела, что сирень все еще бурно цветет, еще даже не все бутоны раскрылись. Ветки мерцали слабым светом — лиловые, пышные, пахучие.

Долго эта красота не продлится — два-три дня, не больше, но сегодня был пик цветения.

В зарослях бордюрного кустарника Куйо все еще возился с чем-то, колотя лапой по сорнякам. Он болтался тут с утра. Или убегал и вернулся? Чад вылез из машины и свистнул Куйо, но тот его проигнорировал.

По дороге мы говорили с Чадом о книгах, кино, Калифорнии, погоде, дедушкиной депрессии и транспорте. Под конец я спросила об Офелии:

— Что она за человек?

— Ты ведь ее видела.

— Вот именно — только видела. Я же с ней не разговаривала.

— Она классная. Любит читать. Играет в теннис.

Ноги… Точно, у нее крепкие ноги спортсменки.

— Чем занимаются ее родители?

— Отец покончил с собой, когда ей было четыре года. Мать — ассистент зубного врача. Отчим — полицейский.

— Ее отец покончил с собой?

Я посмотрела ему в лицо.

Красивый сильный подбородок и мягкий, изящный овал лица — ни мой, ни Джона. Он повернулся ко мне, и по его глазам я поняла: он в нее влюблен. Вот так. Простая девушка, пережившая трагедию. Она читает книги и играет в теннис. У нее отличные зубы дочери ассистента зубного врача (хотя я и не помнила, как они выглядят).

Чад отвернулся и сказал:

— Да. Он застрелился. Бах, и все.

Он приставил палец к виску, и мои руки непроизвольно сжали руль. Роб, ружье, отель в Хьюстоне. Рассказывал кто-нибудь Чаду, как погиб мой брат?

Я — нет.

Может, Джон?

Шутил бы он так, если бы знал?

— Как ей удалось пережить это? — сказала я, пытаясь совладать с голосом. — Она не…

— Нет. — Он произнес это с вызовом, как будто я обидела его вопросом. — Нет, — повторил он. — Определенно, нет.

— Значит, она счастлива? Она веселая девушка?

— О нет, мама. — На этот раз он громко рассмеялся. — Она совсем не веселая девушка.

Опять сарказм в голосе. Я задала ему глупый вопрос, не спорю. Но ведь он понял, что за ним стоит. И не пожелал дать мне ответ, которого я ждала. Что его девушка — разумный и надежный человек. Вместо этого он сказал:

— Я и себя не считаю ни счастливым, ни веселым. А ты? — Он опять повернулся ко мне, я и почувствовала, как он взглядом прямо-таки прожигает меня насквозь, не хуже лазера или рентгена, и снова подумала: он знает.

Я промолчала.

Смотрела прямо вперед, через лобовое стекло, и молчала. Через несколько миль решила сменить тему:

— Отличный денек, правда?

Боковым зрением я увидела, как Чад отрицательно мотает головой, но, когда я повернулась к нему, он уже согласно кивал.

Пока добирались до Силвер-Спрингз, настал вечер и идти в хоспис было поздно. Мы поселились в гостинице «Холидей Инн». Ужинать пошли в местечко под названием «Карусель», расположенное напротив отеля, с нарисованными на стенах лошадями и буфетом самообслуживания, в котором подавали спагетти со «всем, что съешь».

В ярком свете, в пару, поднимающемся над макаронами и томатным соусом, над буфетом кружили многочисленные мухи, поэтому мы выбрали несколько блюд на заказ. Я взяла салат с креветками гриль и гавайскую смесь, которую принесли в плошке с воткнутым в середке крошечным бумажным зонтиком. Чад предпочел мясо с кровью. Запеченный картофель у него в тарелке окрасился розовым, но он прямо-таки впился в бифштекс. Я старалась не смотреть, как он ест.