Джеймс Паттерсон - 8-е Признание

Этим майским утром, в половине восьмого, старый желтый школьный автобус полз на юг по Маркет-стрит. Его боковые и задние окна были затемнены, а из чрева доносился пульсирующий ритм хип-хопа, буквально заставляющий вибрировать туман, серебристой вуалью укрывший улицы Сан-Франциско.

На перекрестке с Четвертой улицей зажегся желтый сигнал светофора. Водитель автобуса подал рукой знак остановки, и фары замигали рыжим аварийным светом, когда автобус остановился.

Справа располагался громадный торговый центр «Блумингейлс и Нордстром», чьи витрины украшали провокационные черно-белые плакаты фирмы «Аберкромби» с полуобнаженными подростками.

Слева от автобуса стоял синий грузовик, а за ним простирался один из двух островков, условно деливших дорогу и предназначавшихся для пассажиров автобусов и пешеходов.

Через две машины позади школьного автобуса Луиза Линдмейер, офис-менеджер, нажала на тормоза своего старенького серого «вольво». Она опаздывала на работу. Подавшись вперед, женщина уставилась на этот проклятый школьный автобус. Она ехала у него на хвосте от самого парка Буэна-Виста, потом на пересечении Маркет-стрит и Пятой улицы он оторвался от нее на светофоре, и между ними вклинилось несколько свернувших машин.

А теперь этот автобус запер ее перед светофором… еще раз.

Луиза услышала чей-то выкрик: «Эй ты, засранец!»

Разозленный мужчина без пиджака, с развевающимся галстуком прошел мимо ее машины, чтобы устроить водителю автобуса разнос, под его левым ухом виднелась полоска засохшей пены для бритья.

Просигналила одна машина, потом другая, и вот уже воздух сотрясал шквал гудков.

Светофор горел зеленым.

Луиза сняла ногу с педали тормоза и в тот же миг почувствовала сильнейший толчок, в ушах зазвенело — женщина увидела, как крышу школьного автобуса сорвало мощным взрывом.

Куски горящего металла, шрапнель из стекла и стали брызнули во все стороны на невероятной скорости. Над автобусом взвилось облако в виде гриба, словно от взрыва ядерной бомбы, и это прямоугольное транспортное средство для школьников превратилось в пылающий факел. Маслянистый дым окрасил воздух в серый цвет.

Луиза увидела, как стоящий слева от автобуса синий грузовик охватило пламя, и тот почернел прямо у нее на глазах.

«Никто не успел выбраться из грузовика!»

А пламя переметнулось на серебристую «камри», стоявшую прямо перед ее «вольво». Огонь добрался до бензобака, и машина запылала.

Разозленный мужчина, который шел к водителю автобуса, поднялся с мостовой и бросился к пассажирской дверце ее машины, где вместо стекла теперь зияла дыра. Рубашка на нем порвалась, а волосы опалились и почернели. Ободранная кожа на лице свисала над воротничком, напоминая папиросную бумагу.

Луиза в ужасе отшатнулась и попыталась справиться с дверной ручкой, когда огонь перепрыгнул на капот ее «вольво». Дверца распахнулась, и в салон проник удушающий жар.

Только теперь она увидела на руле кожу со своей руки, оставшуюся там, словно вывернутая наизнанку перчатка. Луиза не слышала полных ужаса криков бизнесмена или своих собственных — казалось, в ушах у нее находились затычки. Перед глазами заплясали разноцветные пятна, все стало расплываться.

И ее затянуло в черную дыру беспамятства.

Мой напарник, Рич Конклин, сидел за рулем нашей полицейской машины без опознавательных знаков. Я как раз сыпала сахар в свой кофе, когда почувствовала резкий толчок.

Приборная панель завибрировала. Горячий кофе выплеснулся мне на руку.

— Какого черта! — воскликнула я.

Через несколько мгновений радио зашипело, и из динамика раздался голос диспетчера:

— Взрыв на пересечении Маркет-стрит и Четвертой улицы. Ближайшие патрульные машины, назовитесь и следуйте к месту происшествия.

Я выплеснула кофе за окно, схватила микрофон и ответила диспетчеру, что мы находимся в двух кварталах от места, а Конклин уже мчался вперед. Вдруг он резко вдарил по тормозам, и наш автомобиль, круто развернувшись, перегородил Четвертую улицу, блокируя движение.