Джон Коннолли - Гнев ангелов

— Не знаю, — признался Эпстайн. — Но это дополнительная причина, чтобы проявить настороженность в том лесу.

— Уж не думаете ли вы, что он все еще там?

— Его обнаружили, мистер Паркер. А они прячутся, эти существа, особенно когда чувствуют угрозу. Те леса обширны. В них может затеряться целый самолет и вполне может прятаться человек. Если он жив, где еще ему быть?

К вечеру жизнь в руинах Вольфа замерла, двигались лишь тени деревьев. По крайней мере так казалось, пока от них не отделилась одна маленькая тень, двигающаяся против ветра. Хрипло каркая, ворона сделала круг и вновь опустилась на ветку к своим собратьям.

Пассажир не помнил своего настоящего имени и вообще мало знал о собственном происхождении. Его мозг значительно повредило крушение самолета, вызванное им же самим, когда он, сломав подлокотник кресла, освободился от наручников и напал на пилота и его помощника. Он онемел и страдал от постоянных болей. Прошлое стерлось из памяти, за исключением странных фрагментов: обрывочные воспоминания о преследовании и осознание необходимости спрятаться, интуитивное понимание, побуждавшее его скрываться после крушения.

И он вспомнил еще, что отлично умел убивать, что жил ради убийства. Во время крушения помощник пилота погиб, но сам пилот уцелел. Пассажир пристально взглянул на него, и внезапно в темноте сознания блеснула картина прошлого. Этот пилот преследовал его, и именно из-за него боль терзала голову.

Пассажир надавил большими пальцами на глаза пилота и продолжал вдавливать их, пока тот не перестал дергаться.

Он много дней жил в самолете, питаясь шоколадными батончиками и чипсами, обнаруженными в сумке помощника пилота, и запивая их водой из бутылок. Боль в голове настолько терзала, что он часами валялся без сознания. Из-за сломанных ребер любое движение доставляло мучительную боль. Поначалу поврежденная лодыжка не давала ступить на правую ногу. Хотя со временем она перестала болеть, но нога осталась искривленной, и теперь он прихрамывал.

Гниющие в самолете трупы начали смердеть. Он вытащил их и бросил в лесу, но по-прежнему чувствовал распространяемое ими зловоние. Воспользовавшись сломанной панелью как лопатой, он выкопал неглубокую яму, где и захоронил их. Когда съестное в сумке закончилось, он обследовал самолет и среди вещей пилота нашел пистолет и аптечку первой помощи, из которой подъел кое-какие лекарства, а потом отправился в лес и наткнулся на этот форт. В его стенах он соорудил себе временное жилье и уже пытался уснуть, когда увидел крадущуюся по лесу девочку.

Она показалась ему смутно знакомой; возможно, он видел ее в первый вечер после крушения. Тогда за окном кабины мелькнуло чье-то лицо, и ему даже показалось, что он слышал, как что-то царапает по стеклу, однако сознание возвращалось к нему реже, чем он думал, да и время бодрствования проходило в полубредовом состоянии. Появление этой девочки спровоцировало другой проблеск в затуманенной памяти, и вся его жизнь вдруг представилась ему в виде затейливой картины на стеклянном витраже, который только что разлетелся на мелкие осколки.

И только позднее, когда силы начали восстанавливаться, пассажир осознал реальность ее существования. Он следил за ней по вечерам, когда она бродила вокруг самолета, и осознал, что чувствует ее гнев и желание. Она встревожила его чувства, так же как его тревожило зловоние пилотов. Она испускала флюиды ярости.

Постепенно девочка осмелела: проснувшись на третью ночь, он увидел ее в самолете. Она стояла так близко, что он заметил бескровные царапины на ее бледной коже. Она ничего не говорила. Просто пристально смотрела на него долгим изучающим взглядом, пытаясь понять его, хотя он и сам себя не понимал. А потом он прикрыл глаза, и она исчезла.

Тогда-то пассажир и решил убраться из самолета. Из-за поврежденной лодыжки он еще не мог далеко уйти и обрадовался, когда вдруг увидел этот форт, но обрадовался еще больше, когда обнаружил, что девочка туда не заходит. Со временем пассажир окреп. Днем, когда девочка пряталась, ему удавалось поохотиться. Сначала он беспорядочно тратил пули на белок и зайцев, но вскоре охотничий инстинкт вывел его на молодую олениху. Уложив ее со второго выстрела, он там же по-походному освежевал тушу взятым из аптечки ножом. Наевшись до отвала, нарезал остальное мясо на полоски и повесил вялиться; для защиты от насекомых пассажир накрыл их тканью, сорванной с кресел в самолете, а оленья шкура помогала ему согреться, когда наступила зима.