Дэниел Силва - Сезон Маршей

Майкл проехал на юг по Ормо-роуд. Вторым местом встречи был Ботанический сад, точнее, перекресток Странмиллс-роуд и Юниверсити-роуд. «Хвоста» не было. И все же Магуайр снова не появился.

Оставался последний вариант — поле для регби в квартале Ньютонбреда, и там наконец, помотавшись по городу еще час, Майкл и обнаружил Кевина, стоящим у ворот.

— Почему пропустил первые два? — спросил Майкл, когда Магуайр сел в машину и захлопнул дверцу. — Что-то заметил?

— Ничего такого. Просто… засомневался. — Ирландец закурил. В черном дождевике, черном свитере и черных джинсах, он походил, скорее, на опереточного революционера, чем на настоящего террориста. За то время, что они не виделись, Магуайр постарел — или его состарил Белфаст. В коротких черных волосах проступила седина, под глазами залегли глубокие морщины. Он носил модные в Европе очки, круглые, в металлической оправе, казавшиеся маленькими на широком лице.

— Откуда машина?

— Взял напрокат через портье в «Европе». Первую оставил в переулке, сказал, что сломалась. Через двадцать минут прислали вторую. Чисто, я проверил.

— Никаких разговоров в машине или закрытом помещении. Или ты уже все забыл?

— Не забыл. Куда поедем?

— Давай на гору, как раньше, а? Я только возьму пива.

Они проехали на север почти через весь город, потом поднялись по узкой дороге, проложенной вдоль склона Черной горы. К тому времени, когда Майкл свернул на площадку у обочины и выключил двигатель, дождь уже кончился. Они вышли и сели на капот, потягивая теплое пиво и слушая постукивание мотора. Внизу раскинулся Белфаст. Облака накрыли его, как шелковый шарф, наброшенный на абажур лампы. Ночью город был темен. Желтоватый, будто разведенный, свет теплился в центре, но на западе все поглотил мрак. Здесь, на горе, Магуайром обычно овладевал покой — здесь он, как и большинство парней из Баллимерфи, стал мужчиной, — но сегодня ему было не по себе. Он беспрерывно курил, глотал пиво и, несмотря на холод, потел.

Нервозность развязала язык. Магуайр говорил. Рассказывал то, о чем никогда никому не рассказывал. О детстве, прошедшем в Баллимерфи. О стычках с солдатами. О том, как поджигал их «свиней». Он рассказал Майклу, как впервые трахнул девчонку.

— Ее звали Кэтрин, она была католичка. Я чувствовал себя таким виноватым, что на следующий день пошел к отцу Шимусу и во всем покаялся. Потом я ходил к нему еще не раз — когда убивал британского солдата или полицейского, когда закладывал бомбу, здесь или в Лондоне.

Магуайр рассказал о протестантской девушке из Шанкила, с которой закрутил перед тем, как вступить в ИРА. Она забеременела, и родители с обеих сторон запретили им видеться.

— Мы знали, так лучше для всех. Иначе стали бы изгоями. Пришлось бы уезжать. Жить в сраной Англии или эмигрировать в Штаты. У нее родился ребенок, мальчик. Я так ни разу его и не видел. — Кевин помолчал, глядя вниз, на темный город. — Знаешь, Майкл, я не заложил ни одной бомбы в Шанкиле.

— Боялся, что убьешь собственного сына.

— Да, боялся, что убью собственного сына, которого никогда не видел. — Он приложился к банке. — Я не знаю, чем мы занимались тут последние тридцать лет. Зачем и кому это, на хрен, было надо? Я отдал ИРА двадцать лет жизни. Двадцать долбаных лет. Чего ради? Мне сорок пять. У меня нет жены. Нет семьи. И что я получил? Соглашение, которого можно было достичь десять раз с шестьдесят девятого.

— На лучшее ИРА не могла и надеяться. В компромиссе нет ничего плохого.

— И вот теперь у Джерри Адамса завелась чудная идейка, — словно не слыша Майкла, продолжал Магуайр. — Хочет превратить Фоллз в приманку для туристов. Можешь себе представить? Приезжайте взглянуть на улицы, где проды и мики [16] Проды и мики — клички протестантов и католиков в Северной Ирландии. воюют вот уже три десятка лет. Что за хрень! Вот уж не думал, что доживу до такого дня. Три тысячи убитых, чтобы обзавестись рекламным местом в «Нью-Йорк Таймс».

Он допил пиво и швырнул пустую банку в кусты.

— Вы, американцы, не понимаете одного: здесь никогда не будет мира. Мы, может быть, и сумеем остановиться на время, но перемен все равно не будет. Все останется по-прежнему. — Кевин бросил сигарету в траву. Огонек мигнул янтарным глазом и погас. — Ладно, ты ведь прилетел сюда не для того, чтобы слушать всю эту болтовню про политику и провалы Ирландской Республиканской Армии.

— Не для того. Хочу узнать, кто убил Имонна Диллона.