Вячеслав Сухнев - Встретимся в раю

Рыбников покатился распоряжаться. Секретаршу Машу он на месте, конечно же, не нашел — курит где-нибудь в отделе. Пока все отделы обойдет — и день, глядишь, закончился…

— Ё-моё! — вспомнил родное чалдонское присловье первый заместитель.

Передоверить ответственное поручение главного редактора Рыбников никому не мог. Поэтому решил отправиться в буфет самолично. Поскольку спецбуфет, где обедала издательская головка, был еще закрыт, пришлось подниматься на шестой этаж в общий зал. Тут змеилась длинная очередь. Рыбников почувствовал себя неуютно под удивленными взглядами редакционной и типографской мелкоты — еще бы, Зевс снизошел с Олимпа на грешную землю… Дожидаться своей очереди в толпе этих усталых и хмурых людей Рыбников не хотел. Как обойтись без стояния в очереди — не знал. Поэтому он независимо подошел к стойке, за которой неспешно ползала тучная баба в драном и несвежем белом халате, и спросил:

— Сигареты есть?

Баба покосилась, вздохнула и ничего не ответила.

— Ага, — сказал Рыбников. — Ну, ладно…

Так же независимо он собирался и улизнуть из буфета, но все испортил проклятый подхалим Чикин, заведующий отделом биржевой жизни, который оказался в голове очереди:

— Николай Павлович! Вам, может, еще что-нибудь надо?

Очередь заворчала, но Чикин самоотверженно огрызнулся:

— Имею право раз в жизни любезность начальству оказать?

— О, Боже, — пробормотал про себя Рыбников.

А Чикин уже пробивался сквозь толпу с дополнительным подносом — сальным и изгрызенным. Делать было нечего: и очередь, и баба ждали заказа Рыбникова.

— Два десятка бутербродов, — попросил он униженно, непонятно отчего. — С креветками там или с икрой… Пять бутылок сока — любого, на ваше усмотрение. Вот и все.

Баба неспешно вытерла руки о свой халат, поправила колпак и завопила неожиданно тонким голосом — на всю столовую.

— Вы из какой комиссии, а?

— Он не из комиссии, — влез Чикин. — Он наш замредактора, первый!

— То-то, гляжу, чужой человек, — сказала баба. — Ну, раз вы первый заместитель, так и идите в свой буфет. Он тоже первой категории. А у нас — второй. Деликатесов не положено.

Рыбников выбрался из очереди, провожаемый хмурыми холодными взглядами. Уши у него горели. Да… Отвык он, оказывается, от демократических щей за годы заместительства! Или щи стали жиже? Господи, а какой запах тут, в столовой второй категории…

По лестнице он спускался бегом, словно ему надавали пощечин и еще обещали. Влетел, как толстая сердитая торпеда, в первый попавшийся кабинет и заорал:

— Найдите мне эту чертову куклу! Кого, кого… Машеньку!

Пока Рыбников вояжировал в столовую второй категории и подвергался унижениям, главный редактор «Вестника» вызвал к себе спецкора отдела биржевой жизни Гришу Шестова:

— Правда, что у вас в отделе балуются китайским вареньем?

— Правда, — повинился Шестов. — Из командировки привезли.

— Ну, побаловались — и хватит, будешь переводить, Григорий, — сделал неожиданный вывод главный.

— С китайского? — удивился Гриша.

— С английского…

— Хорошо, Виталий Витальевич, — уныло сказал Гриша.

Шестов, субтильный холостяк около сорока лет, вернулся недавно с туманного Альбиона, где он по обмену работал в «Кроникл». Вместо обычных контактных линз Гриша носил старинные круглые очки в тонкой металлической оправе и оттого смахивал на меланхоличного, чуть облысевшего филина. Гришу в редакции и звали Совой. По складу мышления он был философом, скорее киником, нежели эпикурейцем, ибо считал, что любой бардак в обитаемой Вселенной образуется, когда люди начинают заниматься не своим делом. Вот почему он не любил служить главному редактору переводчиком. Тем более что в редакционном штате был переводчик со всех европейских языков. Правда, в последнее время от неуемной жажды познания он злоупотреблял гипнопедией и транквилизаторами, отчего косил, дергал головой и путал языки. Однако благодаря неистребимой любви главного к услугам Шестова, штатный толмач мог беспрепятственно спускать свое не такое уж маленькое жалованье в пивнушке на углу Цветного и Садового, с утра до ночи потягивая не такое уж слабое черное чешское пиво.

— Может, лучше Сапрыкина вызвать? — предложил Гриша. — Только что видел — вполне в кондиции.

— То есть еще не на ушах? — уточнил диагноз Виталий Витальевич. — Все равно, Григорий, не надо Сапрыкина… Дело, Григорий, в том, что ты умеешь держать язык за зубами, а Сапрыкин нет. Поэтому проникнись чувством ответственности…