Вячеслав Сухнев: Встретимся в раю

Дробный топот сотен ног потряс плац. Полковник с капитаном Стовбой с крыльца дивизиона провожали глазами лавину синих мерседесов с желтым двуглавым орлом на дверцах. Машины по крутым пандусам выскакивали из бетонных подземелий и исчезали в распахнутых воротах. Полковник снова вынул платок и сказал, заметив недоумение замначопера:

— Ресница, дьявол ее раздери… Не чаял, когда развод закончится. Скажи ты, такая маленькая, а точит и точит…

Он поелозил платком по глазам, промокнул залысый лоб под пилоткой и вспомнил:

— Да! Представление написал на этого Захарова?

— Написал, Денис Вячеславович, — кивнул Стовба. — За службу Родине, второй степени.

— А почему не первой?

— Так это… Денис Вячеславович, вроде не положено. Второй класс — значит, и медаль второй степени.

— Ладно тебе, буквоед, — отмахнулся полковник. — Посмертно же, Виктор Ильич! Перепиши на первую. Семья получит десять лишних кредитов. Наверное, прослушал, а я только что сказал: бюрократизму не место в эсгебе.

— Перепишу, — заверил Стовба.

— Так… Ну-ка, Виктор Ильич, проинформируй: у Чекалина серьезные взыскания имеются?

— Серьезных, кажется, нет. Надо в кадрах справиться.

— Ты о каждом должен все без кадров знать. На то и заместитель.

— Две тысячи человек… — вздохнул Стовба.

— Да хоть двадцать две! В чрезвычайной ситуации ты должен точно знать, что можно от парня ждать, а чего нельзя. Под огнем в кадры не побежишь. Ты и в армии так же за кадры прятался, товарищ ротный?

— Не надо армией попрекать, господин полковник, — обиженно нахмурился Стовба. — Я не виноват… была армия — служил. И неплохо, осмелюсь заметить, если в эсгебе рекомендовали.

— Не заводись, Виктор Ильич, — засмеялся полковник.

— Шуток не понимаешь. Вернемся к Чекалину. Нет у парня взысканий — пора выдвигать. Хладнокровный, волевой, не раздумывающий. Стреляет как Бог. Того бандита у Курского вокзала положил — дырка аккурат в центре лба. Между нами, Виктор Ильич, не бандита шлепнул Чекалин… Генерал на оперативке сообщил, что в Москву стягиваются боевики из Крыма и южных казачьих автономий. Что понадобилось у нас твоим землячкам, Виктор Ильич? Не представляешь? Ты же из казаков…

— У нас в семье об этом давно забыли, — вздохнул Стовба. — Правда, дед по матери… Перед смертью достал откуда-то два креста, попросил во гроб положить. Я совсем пацаном был.

— А у меня дед в энкаведе служил, — сказал полковник.

— Может статься, твоего деда ущемлял… Да, жизнь. Ладно, сделай справку на Чекалина. А заодно присмотри еще десяток таких ребят. Деревенских, знаешь, истовых… Как присмотришь — приходи, пошепчемся.

И командир дивизиона стремительно побежал по широкой лестнице на второй этаж, в кабинет. Любил он продемонстрировать подчиненным хорошую спортивную форму. Стовба, оставшись один на крыльце, достал короткую изгрызенную трубку из вереска, неспешно натолкал в обожженную чашечку желтого болгарского табака — друг с таможни снабжал… Ароматный дым поплыл над залитым солнцем пустынным плацем, мешаясь с тяжелым вонючим запахом ветра. Унюхав дым, свободный дневальный, который гонялся за крохотной бумажкой с калашником и метелкой, неодобрительно покосился на капитана — курить в стенах дивизиона запрещалось.

Да, подумал Стовба, этот, с Курского, не был обычным бандитом. Он ехал на связь. Видать, не выдержали нервы, когда увидел патрулей. Может, подумал, что именно его собираются вязать. Вот и выхватил ствол. Когда они там, в станицах, научатся конспирации? Кто же отправляется на связь с «Кольтом» и рулоном взрывчатки?

Не ведая, что стал предметом разговора начальства, Чекалин ехал на своем месте в мерседесе, справа, прямо за спиной Кухарчука. Все шнуровали жилеты. Все, кроме четвертого члена патруля, водителя Дойникова — он не должен покидать машину ни в коем случае, а в патрульном мерседесе и без жилета не пропадешь…

— Попотеете сегодня, — болтал Дойников, объезжая выбоины. — Форма раз — надо же! Да хрен с ним, с этим паном председателем… Кому он нужен?

— Попотеем, — вздохнул Жамкин, заталкивая в петли жилета короткоствольный автомат узи. — А все же господин полковник верно сказал: жить всем хочется. Лучше потеть в этом сарафане, чем мерзнуть на цинковом столе.

Никто эту тему из суеверия не поддержал, и Жамкин, осознав свою глупость, надолго замолчал.

— Когда прибывает пан председатель? — спросил водитель.

— Во второй половине дня, — ответил Кухарчук.