Вячеслав Сухнев - Встретимся в раю

— Да это же провокатор! — с веселым любопытством крикнул сочный тенор. — Посмотрите, живой провокатор!

— Переодетый патруль, — веско сказали рядом с крыльцом. — Я его видел на Самотеке вооруженным до зубов.

— Кто сказал, что я провокатор? — загремел Лимон. — А ну, сволота, выйди, покажись рабочему!

На крыльцо неспешно поднялся коренастый молодой человек в кремовой рубашке — мышцы у него под короткими рукавами ходили, как пушечные ядра. Он встал перед Лимоном, усмехнулся и спросил:

— Сам пойдешь или за ручку?

— Ага! — закричал Лимон. — Вы не готовы спорить принципиально! Вы надеетесь только на своих опричников. Стыдитесь, господа!

Выкрикивая все это, он неуловимо перемещался в пространстве, пока молодой человек с крепкими мышцами не оказался у него за спиной. Увидев, что противник показал тыл, молодой человек расслабился и уже руку протянул, чтобы взять крикуна за шиворот. Тут Лимон и врезал ему локтем под вздох, и сразу же выбросил вверх кулак, так что молодой человек, согнувшись от страшной боли, налетел на кулак носом. Из толпы уже набегали другие крепкие молодые люди в одинаковых кремовых рубашечках. Одного Лимон свалил ударом в колено, другого — прямым в горло. Однако нападавших было многовато, и вскоре Лимон, хрипя и шатаясь, закружился по крыльцу. Двух, выкручивающих ему сзади руки, он саданул спинами о перила и на несколько секунд почти восстановил равновесие.

И тут все замерли. Со стороны Большого Головина подъехал патрульный «мерседес», и оттуда выскочили, словно чертики из коробки, трое в синем. Патрули были в полной боеготовности — жилеты, пластиковые щиты, дубинки, автоматы. Толпа хлынула в арку под домом, но и там уже синело. Потом раздался грозный рык тяжелого автомобиля, и арку закупорил металлический фургон с косой надписью: «Перевозка мебели населению».

Из толпы выбрался пожилой мужчина с брезгливыми складками вокруг породистого рта и подошел к старшему наряда:

— В чем дело, унтер-офицер?

— Это я у вас должен спросить, — осклабился Кухарчук, постукивая своим американским батоном по ребру щита. — Вот, спрашиваю: что за массовые побоища в центре столицы?

— Ну, знаете! — возмутился брезгливый. — Он сам начал драку — вот этот, лысый… Мы его впервые видим! Здесь, между прочим, штаб-квартира республиканской партии… А я — функционер Цека!

Лимон подошел поближе — в располосованной рубашке, с царапиной под глазом.

— Эх ты, — сказал он пожилому. — Функционер! Интеллигента из себя строишь! А сам, как сталинский аппаратчик, рот затыкаешь рабочему человеку…

— Разберемся, — утешил всех унтер. — Пожалуйте в фургон. Не толкаться, места хватит.

— Возмутительно! — сказал пожилой. — Скажите же, господа, этому Пришибееву, как было дело!

— Кто тут Пришибеев? — поинтересовался Кухарчук, ловко тыча батоном пожилого под ребра. — Некрасиво… Мы на службе. А вне службы Чехова тоже почитываем, Антона Павловича.

— Сатрапы! — взвизгнули в толпе. — Не подчиняйтесь, господа, это провокация!

— Боюсь, — сказал Кухарчук, — что в этот жаркий день вам придется понюхать весенней акации. Не желаете освежиться? А? Жамкин!

Из-за спины Кухарчука выдвинулся Жамкин: на дуле автомата уже навинчен баллон с «акацией», на лице — респиратор. Унтер-офицер тоже неспешно опустил на лицо черную коробку. Несостоявшиеся демонстранты понуро потянулись к арке. Двое патрульных с семьдесят третьего маршрута, встав у дверей фургона, принялись быстро заталкивать всех в машину.

— Я буду жаловаться! — побледнев, сказал пожилой.

— Ваше право, — пожал плечами Кухарчук. — Так и пожалуйтесь — мол, затеяли обычную ритуальную драчку, как водится у республиканцев, а тут вмешался наряд унтер-офицера Кухарчука. Не забудьте фамилию. Ку-хар-чук!

— Не забуду, — пообещал функционер, скрипя зубами.

— Так нам и надо… Сколько добивались деполитизации органов! Вот, добились. Деполитизировали, так что потеряли всяческий контроль…

— Реферат вы продолжите в участке, — сказал Кухарчук. — У нас среди следователей попадаются очень толковые ребята. Есть даже выпускники бывшей Академии общественных наук. А я на работе философствовать не люблю. Марш в корзину!

Когда во дворе осталось всего несколько человек, Кухарчук повернулся к Лимону и холодно спросил:

— Вам — особое приглашение?

— Я не против съездить в участок и дать правдивые показания, — усмехнулся Лимон. — Только в общей куче не поеду. Боюсь, озверевшие демагоги прикончат… Я ведь — жертва насилия, господин унтер-офицер. Вон свидетель стоит. Он видел, как рабочий человек Кисляев бесстрашно вошел в наэлектризованную толпу противников правительственного курса и так же бесстрашно спросил: с кем вы, мастера культуры?