Сидни Шелдон - Интриганка

– Учиться, мэтр.

Мэтр Канталь ехидно фыркнул. В классе было двадцать пять студентов, по большей части французов. По всей комнате были расставлены мольберты. Тони выбрал стоявший ближе к окну, выходившему на дешевое бистро.

На столах и этажерках теснились гипсовые слепки различных частей человеческого тела, скопированных с греческих статуй. Тони огляделся в поисках натурщицы, но никого не увидел.

– Начинайте, – велел мэтр Канталь.

– Простите, – сказал Тони. – Я… Я не принес краски.

– Они вам не понадобятся. Весь первый год будете учиться правильно рисовать.

Мэтр показал на слепки.

– Вот то, что нужно передать на бумаге. И не обольщайтесь, если задание покажется слишком легким. Предупреждаю: еще до конца года больше половины из вас будут исключены за неуспеваемость. На первом курсе мы изучаем анатомию, на втором те, кто сдаст экзамен, конечно, начнут писать маслом живую натуру, на третьем, и смею уверить, вас останется немного, постарайтесь усвоить мой стиль и, без сомнения, улучшить его, ну а четвертый и пятый курсы посвятите поискам собственной манеры, новых способов самовыражения. Ну а теперь за работу.

Студенты взялись за карандаши.

Мэтр медленно обходил комнату, останавливался перед каждым мольбертом, делал замечания, критиковал, объяснял. Подойдя к Тони, он коротко сказал:

– Нет! Не пойдет! Я вижу контуры руки, а нужно передать то, что внутри – мускулы, кости, связки. Хочу знать, течет ли под кожей кровь. Знаете, как этого добиться?

– Да, мэтр. Нужно подумать, увидеть, почувствовать, а уж потом рисовать.

После занятий Тони обычно шел домой и продолжал работу, делая короткие перерывы только на сон и еду. Занятие любимым делом давало ему никогда ранее не известное ощущение свободы, простое сознание того, что он сидит за мольбертом с кистью в руке сколько хочет, заставляло почувствовать себя равным богам – можно создавать целые миры вот этой рукой, изобразить дерево, цветок, человека, вселенную! Одна мысль об этом пьянила. Тони ощущал, что рожден для того, чтобы служить искусству.

В редкие часы досуга он бродил по улицам Парижа, открывал для себя волшебный город, теперь уже его собственный, родной, где создавалась истинная красота. На самом деле существовало два Парижа, разделенных Сеной на левый и правый берег, совершенно разных, непохожих. Правый берег принадлежал богатым, левый – студентам, художникам, старающимся выжить в ежедневной борьбе за место под солнцем; старые кварталы – Монпарнас, бульвар Распай, Сен-Жермен-де-Пре – стали настоящим домом для Тони. Он часами просиживал с однокурсниками в маленьких кафе, обмениваясь новостями:

– Говорят, директор музея Гуггенхейма сейчас в Париже, покупает все, что на глаза попадается.

– Передай, пусть меня подождет! Все студенты читали одни и те же журналы, передавая их из рук в руки: такие издания недешево обходились.

Тони выучил французский еще в Швейцарии и без труда подружился с остальными студентами.

Ни один человек не знал, из какой Тони семьи; он был принят как свой, как равный. Бедные начинающие художники собирались в дешевых кафе и бистро, никто из них ни разу не переступал порога дорогих ресторанов.

Париж 1946 года был прибежищем величайших художников мира. Тони несколько раз встречал Пабло Пикассо, а однажды даже видел Марка Шагала, огромного, жизнерадостного человека с беспорядочной гривой седеющих волос. Он сидел за столиком в кафе, погруженный в беседу с друзьями.

– Нам повезло, – прошептал друг Тони, – он очень редко приезжает в Париж. Живет в Венсе, на побережье Средиземного моря.

Макс Эрнст часто заходил в монпарнасские уличные кафе, а блестящий Альберто Джиакометти бродил по узким улочкам. Тони заметил что скульптор почему-то очень похож на собственные произведения – такой же высокий, худой, угловатый.

Но самым волнующим моментом в жизни Тони стала встреча с Браком. Художник был сердечен и приветлив, но Тони от смущения не мог слова вымолвить.

Будущие гении посещали маленькие картинные галереи, принимающие на комиссию работы неизвестных художников, рассматривали работы соперников, сплетничали о неудачах собратьев по искусству.

Квартира Тони произвела ужасающее впечатление на Кейт, когда та впервые приехала навестить сына. Она предусмотрительно воздержалась от замечаний, поражаясь про себя, как может ее мальчик, воспитанный в роскоши, жить в этой грязной развалюхе! Но вслух сказала только: