Роберт Ладлэм - Уик-энд с Остерманом

— Цюрих?

— Совершенно верно. Из этого проистекали все их последующие действия. Прошлым вечером Кардоне не собирался отправляться к своему умирающему отцу в Филадельфию. Уезжая, он позвонил своему партнеру Беннету. Он не мог откровенно говорить по телефону, потому что боялся, что его дом под наблюдением. К тому же он не хотел расставаться со своей семьей. Они встретились за обедом… Кардоне рассказал Беннету обо всем, что связано с Цюрихом, и сказал, что хочет отойти от дел. Его идея заключалась в том, что он предполагал дать показания Министерству юстиции в обмен на свою неприкосновенность.

— Тремьян сказал, что утром он уезжает…

— «Люфтганза». Прямой рейс в Цюрих. Он хороший юрист, очень гибкий в такого рода делах. Он хотел исчезнуть с тем, что ему удалось сберечь.

— Значит, они оба — то есть каждый в отдельности — бросили Берни.

— У мистера и миссис Остерман были свои собственные планы. Они готовы были сделать вложение в некий синдикат в Париже. Оставалось только послать телеграмму французскому юристу.

Таннер, поднявшись с дивана, прислонился к подоконнику, глядя на лужайку внизу. Он сомневался, что ему хочется слышать дальнейшие факты. Его уже тошнило от них. Казалось, что пятна грязи были на всех без исключения. Как Фассет и говорил.

«Все развивается по спирали, мистер Таннер. И ни у кого нет башни из слоновой кости».

Он медленно повернулся к правительственному чиновнику:

— У меня есть еще вопросы.

— Вряд ли нам удастся ответить на все, — сказал Дженкинс. — Что бы мы вам сегодня ни рассказали, у вас еще долго будут возникать вопросы. Вы станете обнаруживать какие-то неясности, сталкиваясь с противоречиями, и они будут порождать сомнения. И снова у вас возникнут вопросы… Это самое трудное. Для вас все носит слишком личный характер. И субъективный. Пять дней вы жили и действовали в состоянии крайнего напряжения и почти не спали. Фассет учитывал и это тоже.

— Я не это имею в виду. Я говорю о совсем конкретной вещи… У Лейлы была брошь, которая ясно видна в темноте. На стене подле нее не осталось ни одного следа от пуль… Ее мужа не было на месте, когда прошлой ночью я оказался в поселке. Кто-то проколол мне шины и пытался меня раздавить… Встреча на Ласситер-роуд была моей идеей. Как мог узнать об этом Фассет, если никто не сказал ему о ней?.. Почему вы были так уверены? Вы ничего не знали о Маккалифе. Почему вы уверены, что они не… — Таннер остановился, поняв, что готово было вырваться у него. Он посмотрел на Дженкинса, который в упор смотрел на него.

Дженкинс сказал правду: у него опять возникли вопросы, потому что он не мог оправиться от обмана, имевшего к нему самое непосредственное отношение.

Грувер наклонился вперед:

— В свое время все прояснится до конца. Получить ответы на эти вопросы не представляет труда. Фассет и Маккалиф работали в одной команде. Оставив мотель и перебравшись на новое место, Фассет сделал отвод от телефонного «клопа» в вашем доме. Он легко мог связаться по рации с Маккалифом в поселке и передать указание убить вас, а затем направить его к старому вокзалу, когда Маккалифа, на ваше счастье, постигла неудача. Обзавестись автомобилем не проблема, так же, как и пропороть шины. Брошь миссис Остерман? Просто деталь ее платья. Незадетая стена? Ее расположение, насколько я успел разобраться, практически не позволяло вести по ней прямой огонь.

— «Практически», «возможно»… О Господи, — Таннер вернулся к дивану и неловко опустился на него. Он взял Элис за руку.

— Подождите минутку, — помолчав, заговорил он. — Вчера днем в кухне кое-что произошло…

— Мы знаем, — вежливо перебил его Дженкинс. — Ваша жена рассказывала нам.

Посмотрев на Джона, Элис кивнула. Глаза у нее были грустные.

— Ваши друзья Остерманы, — выдающиеся люди, — продолжил Дженкинс. — Миссис Остерман увидела, что ее муж хочет… что он должен выбраться наружу помочь вам. Он не мог оставаться на месте и смотреть, как вас убивают… Они очень дороги друг другу. Но она позволила рискнуть жизнью ради вас.

Джон Таннер прикрыл глаза.

— Так что не ломайте голову над этим, — сказал Дженкинс.

Глянув на Дженкинса, Таннер все понял.

Грувер встал. Это послужило сигналом для Дженкинса, который тоже поднялся:

— Мы уходим. Нам бы не хотелось утомлять вас больше. У нас еще будет много времени. Мы обязаны вам… О, кстати. Это принадлежит вам, — Грувер достал из кармана конверт.

— Что это?

— Заявление, которое вы подписали для Фассета. Ваше соглашение относительно «Омеги». Можете верить мне на слово, все данные похоронены в архивах. Затеряны среди миллионов бумаг.