Роберт Ладлэм - Уик-энд с Остерманом

— Я перезвоню тебе, — Таннер повесил трубку.

Конечно, он «заблудился». Он еще не успел вернуться. Вовсяком случае, пока Таннер скрывался в аллее, пока ему резали покрышки.

Теперь он понимал — во что бы то ни стало ему надо добраться до Ласситер-роуд. Добраться и расположиться там прежде, чем кто-то из «Омеги» остановит его или выяснит, где он находится.

Ласситер-роуд тянулась по диагонали к северо-западу, примерно в трех милях от центра поселка. Вокзал был еще в миле-другой. Он пойдет пешком. Это все, что можно сделать. Никто его не преследовал.

Пришлось описать дугу, чтобы оказаться на северо-западной окраине городка — здесь уже не было тротуаров, одни только лужайки. Теперь Ласситер-роуд не так уж и далеко. Дважды приходилось ложиться на землю, когда мимо проезжали машины, хотя водители смотрели только на дорогу перед собой.

Наконец, пробравшись сквозь заросли, которые окаймляли газон, смахивающий на его собственный, он выбрался на Ласситер-роуд.

Ковыляя по ее колдобинам, он свернул налево, и начался последний этап его похода. По его подсчетам, предстояло одолеть еще мшпо-полторы. Если нога позволит, он окажется у старого вокзала минут через пятнадцать. Если же нога откажет, придется двигаться медленнее, новее равно он доберется. На его часах без двадцати два. Время есть.

«Омега» не явится туда заблаговременно. Это ни к чему. Она — или они — не знает, что там ждет.

Ковыляя по дороге, Таннер понял, что чувствует себя куда лучше — в большей безопасности, — если держит в руках пистолет Скенлана. У себя за спиной он увидел проблески фар, в трехстах или четырехстах ярдах. Он вломился в лес, стеной стоящий вдоль дороги, и лег ничком на сырую землю.

Мимо медленно проехала машина. Это был тот же самый черный лимузин, который чуть не сбил его на Уоллей-роуд. Водителя он не разглядел, да это и невозможно, если нет уличного освещения.

Когда машина скрылась из виду, Таннер вернулся на дорогу. Он предпочел бы двигаться под прикрытием леса, но это было невозможно. На открытом пространстве он двигался куда быстрее. Прихрамывая, он заковылял дальше, прикидывая, стоит ли уже черный полицейский автомобиль у дома на Орчард-драйв 22. И не писатель ли по имени Остерман за его рулем?

Он одолел примерно с полмили, когда снова увидел огни, но теперь уже впереди. Он кинулся в кусты, моля Бога, чтобы его не заметили, и спустил предохранитель.

Автомобиль приближался на огромной скорости. Кто бы им ни управлял, чувствовалось, что он возвращается в поисках кого-то.

Его ли ищут?

Или Лейлу Остерман?

Или идет поиск Кардоне, у которого нет умирающего в Филадельфии отца? Или Тремьяна, который отнюдь не собирается в мотель при аэропорте Кеннеди?

Встав, Таннер, сжимая пистолет, продолжил движение, хотя нога подламывалась от боли и напряжения.

Одолев поворот дороги, он наконец оказался на месте. Чудом сохранившийся уличный фонарь освещал выщербленные стены старого вокзала. Вьющиеся растения оплетали стены с отлетевшей штукатуркой, а вокруг валялись сгнившие куски древесины. В трещинах фундамента угнездились какие-то уродливые побеги.

Здесь не было ни порывов ветра, ни потоков дождя, и тишину нарушал лишь ритмический стук капель, скатывающихся с листьев и веток, — шторм окончательно выдохся.

Он стоял на краю запущенной и заросшей стоянки машин, прикидывая, где бы расположиться. Уже почти два часа — надо найти надежное укрытие. В самом здании станции! Возможно, удастся пробраться внутрь. Он двинулся сквозь заросли, шурша галькой.

Слепящий свет резанул по глазам, и он инстинктивно кинулся вперед. Он перекатился через раненое плечо, не чувствуя боли. Мощный прожектор обшаривал окрестности вокзала, и ему казалось, что он слышит, как грохот автоматических очередей отражается эхом от стен. Пули врезались в землю рядом с ним и свистели над головой. Прыгнув в сторону, он еще несколько раз перекатился по земле, почувствовав, как одна из пуль попала в левую руку.

Оказавшись на краю дорожки, он прицелился в источник света и несколько раз торопливо нажал на курок, выцеливая своих врагов. Прожектор с грохотом взорвался, и он услышал крик боли. Таннер продолжал давить спусковой крючок, пока обойма не опустела. Он попытался достать из кармана новую левой рукой, но она не слушалась.

Снова наступила тишина. Он отложил пистолет и неловко вытащил вторую обойму, пустив в ход правую руку. Придерживая зубами горячее дуло и обжигаясь, он загнал обойму и защелкнул ее.