Харлан Кобен - Ловушка

— Говорите так, будто он умер.

— Не исключено.

— Не хочу драматизировать, однако речь в самом деле идет о жизни и смерти. Не желаете говорить со мной — приду с полицией. Я сейчас одна, но в другой раз приведу всю большую новостную команду — с камерами, с микрофонами.

Тилфер тяжело вздохнул.

— Значит, о том, что Кельвин ничем не поможет, на слово не верите?

— Извините, нет.

— Ну ладно. — Он пожал плечами.

— Что «ладно»?

— Отведу вас к Кельвину.

Уэнди смотрела на Кельвина Тилфера сквозь толстое бронированное стекло.

— Давно он тут?

— В этот раз? Недели три. Дней через семь выпустят.

— И куда?

— Обратно на улицу, пока опять не натворит чего-нибудь — тогда снова заберут. Государство больше не верит в пользу долгого лечения в психиатрических клиниках, вот и выпускают.

Кельвин Тилфер яростно строчил в блокноте, держа его почти у самого носа, и что-то невнятно выкрикивал. Выглядел он куда старше своих однокурсников: седые волосы, седая борода, выбитые кое-где зубы.

— А был очень умным, — продолжил Рональд. — Безумный гений, особенно в математике. Ими, задачами, исписана вся книжка. Черкает дни напролет. Никогда не умел отключать мозги. Мама по мере сил старалась сделать его нормальным. В школе предлагали перепрыгивать через классы — она не разрешала. Заставляла ходить на спорт. Чего только не пробовала, лишь бы рос нормальным. Как будто знала, куда его несет. Пыталась сдержать сумасшествие, но это как останавливать океан голыми руками.

— Что с ним?

— Шизофрения с приступами бешенства. Иногда впадает в дикую ярость.

— Нет. Что с ним случилось?

— То есть как — что случилось? Он болен. Причин нет.

«Нет причин» — уже второй раз за день ей говорили эти слова.

— Откуда у людей рак? Думаете, все идет от побоев в детстве? Химический дисбаланс.

Уэнди припомнила слова Фила: чудик, математический гений.

— А лекарства помогают?

— Успокоительные-то ему дают. Знаете, это как пулей с транквилизатором в слона. Все равно не понимает, кто он и где. Когда окончил Принстон, получил работу в фармацевтической компании, но стал прогуливать. Уволили. Стал бродяжничать. Мы восемь лет его искали. А нашли в картонной коробке среди собственных экскрементов со сломанными и не сросшимися нормально костями. Без зубов. Вообще не представляю, как он выживал, добывал еду, через что прошел.

Кельвин снова завопил:

— Гиммлер! Гиммлер любит стейки тунца!

Уэнди взглянула на Рональда:

— Гиммлер? Нацист?

— Вот и я о том же — всегда несет бред.

Кельвин вернулся к блокноту и стал черкать еще яростнее.

— Можно с ним поговорить? — спросила Уэнди.

— Шутите?

— Нет.

— Это бесполезно.

— Но и безвредно.

Рональд посмотрел в окошко.

— Теперь он даже меня почти не узнает — глядит как на пустое место. Я хотел взять его к себе, однако жена, ребенок…

Уэнди промолчала.

— Мы в детстве ходили на «Янки», и Кельвин знал статистику каждого бейсболиста, даже мог объяснить, при каких условиях биту отдают другому игроку. По моему, гений — это проклятие. Некоторые думают: мол, блестящие умы понимают мир так, как остальным не дано, видят истину, а действительность настолько ужасна, что они теряют рассудок. Осознание ведет к сумасшествию.

Уэнди смотрела прямо перед собой.

— Кельвин когда-нибудь рассказывал о Принстоне?

— Мама им гордилась. Все гордились, конечно, — ребята из нашего района в «Лигу плюща» не попадают. Мы переживали, как он туда впишется. Но друзей нашел быстро.

— А теперь эти друзья в беде.

— Вы взгляните на него, мисс Тайнс. Думаете, Кельвин в состоянии им помочь?

— Все-таки я бы попыталась.

Рональд пожал плечами.

Им дали на подпись бумаги об ответственности, посоветовали не подходить слишком близко и вскоре ввели в комнату со стеклянными стенами. Санитары остались у двери. Уэнди с Рональдом усадили довольно далеко от Кельвина, который продолжал черкать в блокноте, — по другую сторону широкого стола.

— Привет, брат.

— Лентяи не понимают сути.

Рональд взглянул на Уэнди и показал жестом: приступайте.

— Кельвин, вы ведь учились в Принстоне?

— А я говорю, Гиммлер любит стейки тунца, — не отрываясь от блокнота, ответил тот.

— Кельвин?

Он продолжал писать.

— Помните Дэна Мерсера?

— Белый мальчик.

— Да. А Фила Тернбола?

— От неэтилированного бензина у жертвователя болит голова.

— Ваши друзья из Принстона.

— О да. Из «Лиги плюща». Там один носил зеленые туфли. Ненавижу зеленые туфли.