Этот уголок апельсиновой рощи — необыкновенен, и работники фермы любят устраивать там ленч, а вечерами в пятницу и обед. Сначала, несколько лет назад, как рассказывал отец, там был всего лишь один стол, сделанный из старой перевернутой кабельной катушки. Стульями служили упаковочные ящики, позаимствованные на складе. Но со временем и — как я позднее узнал — с помощью отца несколько деревьев пересадили на другой участок, а на их месте соорудили большую палапу — нечто вроде павильона: на площадке утрамбованной земли расставили восемь длинных столов и рядом с дорогой, у входа, воздвигли внушительного вида керамический фонтан, изображающий Святого Франциска Ассизского в окружении поклоняющихся ему. Мой отец помог и в укладке трубы, по которой в фонтан подавалась вода.
Мальчишкой я проводил много часов в этой роще — когда с рабочими, а когда и совсем один, — подолгу сидел в тени деревьев, слушал шелест воды, омывающей обутые в сандалии ноги Святого Франциска, и глядел на зеленеющие плантации цитрусовых, простиравшиеся к югу и в сторону иссушенных, изуродованных западных холмов. Именно там, на площадке между столами, я танцевал с первой в своей жизни девушкой, и было это в пятницу, лет эдак тридцать назад. Именно там я впервые в жизни напился — по-моему, это случилось в тот же вечер, когда я впервые танцевал. А еще раньше, когда я учился в четвертом классе, мое сердце было разбито девочкой по имени Кэти, и в течение целых двух месяцев все уик-энды я проводил в тени палапы, строча ей письма, которые, однако, так и не были отправлены, и всей душой сочувствуя самому себе. «Ты можешь покинуть меня, — помню я строчку из одного письма, — но я навек сохраню в себе это чувство».
Конечно, в связи с упадком ранчо «Санблест» сильно изменился и мой любимый уголок. Резко сократилось число рабочих мест, и теперь по воскресеньям никто больше не работает.
В тот сентябрьский вечер, когда после проведенного с отцом рабочего дня я ехал туда, я не ожидал никого встретить там.
Припарковавшись, я направился к теперь уже покосившемуся, покрывшемуся водорослями фонтану, на ходу оглядывая обветшавшую палапу.
К своему немалому изумлению, я увидел, что за одним из столов, в тени деревьев, сидит девушка и смотрит в мою сторону.
Больше всего в тот момент меня поразила белизна блузки на фоне зелени росших позади нее деревьев. Остальные детали ее облика, казалось, сливались с этими деревьями, как если бы сама она была частью их, а деревья лишь позволили ей удалиться от себя ровно настолько, чтобы сесть за стол, но в любую секунду были готовы вобрать ее в себя обратно. По мере моего приближения очертания ее становились все более отчетливыми. Волосы у девушки собраны в небрежно уложенный узел. Перед ней — раскрытая книга. Глаза — спокойные. Очень темные глаза.
— Извините за беспокойство, — сказал я.
— Вы меня совсем не побеспокоили.
— Вот решил наведаться в одно из самых моих любимых мест на земле.
— Мое тоже. По воскресеньям здесь особенно хорошо.
На мгновение я отвел от нее взгляд, быстро оглядел «кантину» и снова стал смотреть на нее. Простенькие серебряные колечки в ушах слабо поблескивали на фоне черных волос и смуглой кожи.
— Что вы читаете? — спросил я, чтобы получить хоть какой-нибудь предлог для разговора.
— Уэллес Стивенс. — Она взглянула на меня и опустила взгляд на раскрытые страницы. С неуместным удовольствием я заметил — на ее левом безымянном пальце нет обручального кольца. Между тем она начала читать:
Медленно плюш на камнях
Сам превращается в камень.
Женщины становятся городами.
Дети становятся полями.
А мужчины — волнами и — сливаются в море.
— "Мужчина с синей гитарой", — сказал я.
Никогда еще я не испытывал такой благодарности к судьбе за то, что я знал эту поэму, и наверняка не испытаю впредь.
Она впервые улыбнулась, скупой улыбкой, но я почувствовал, она довольна, что я знаю эту поэму.
— Мы как раз сейчас изучаем его творчество в университете.
— Я тоже когда-то изучал его в том же университете. Правда, давным-давно.
Она отложила книгу.
— Вы здесь работаете?
— Мой отец — здешний управляющий.
— А мой — один из работников. Джо Сэндовал.
— Я встречался с ним. Меня зовут Рассел Монро.
— Изабелла Сэндовал.
И сразу между нами влезло как живое существо — молчание: никак я не мог придумать, что сказать еще.
Девушка снова улыбнулась и тут же взяла со скамьи и положила на стол довольно внушительных размеров холщовую сумку. Из нее извлекла две банки пива.
Читать дальше