Т. Паркер - Лето страха

— Что? — прошептала она, не пошевелившись.

— Вставай, — сказал я. — Нам надо поговорить.

Я взял халат, лежащий в ее ногах, и протянул ей. Потом на мгновение отвернулся и закрыл глаза.

«Господи, пусть будет так, чтобы она была невиновна, — подумал я. — Пусть всему этому найдется какое-нибудь объяснение».

Я услышал легкое шуршание махровой ткани, а следом — взволнованный вздох Грейс.

Когда я повернулся к ней, она уже сидела, завернувшись в халат, с ногами, оставшимися под одеялом, и в упор, угрожающе смотрела на Эмбер. От лица ее отхлынула кровь, рот был чуть приоткрыт.

— Я определенно в аду, — сказала она.

— Ну что ж, Грейс, я тоже рада видеть тебя.

На какое-то мгновение Грейс перестала держать на прицеле мать, и я почувствовал ее желание — бежать. Ощущение было точно такое: она сейчас сбежит.

Но когда она вскочила с кровати, то отнюдь не с целью бежать, а лишь для того, чтобы наброситься на Эмбер. Я успел перехватить ее. Поймал за крепкие запястья и бросил на кровать. Толкнул к подушке и достал револьвер.

— Какая же ты мерзкая тварь! — произнесла Эмбер.

— Рассел, — сказала Грейс, поднимая на меня полные слез глаза. — Можешь ты сделать так, чтобы она отсюда уехала?

— Нет. Тебе придется кое-что выслушать.

Я сразу приступил к перечислению наших находок: сломанный ноготь в спальне Эмбер, девять остальных, точно таких же, — в ее, Грейс, мусорном ведре. Про недавние показания Брента Сайдса я пока умолчал, приберег на тот случай, если в них появится нужда.

— Объясни, — сказал я.

Грейс перевела презрительный взгляд с матери на меня.

— Двойной кошмар, — сказала она. — Как будто на тебя напали волки.

— Мы говорим о ночи с третьего на четвертое июля, — напомнил я.

— Если ты намерен обвинить меня в убийстве на том лишь основании, что ногти в моей ванной соответствуют тому ногтю, который ты нашел в ее доме, то ты. Рассел, оказался еще глупее, чем я думала.

— Смешно как-то получается, — сказал я. — Ведь никто пока ни словом не обмолвился об убийстве. Единственное, что меня интересует, это то, что ты делала в спальне Эмбер в ту ночь.

— В ту ночь я не была у Эмбер. Я была с Брентом.

— Мы как раз от него. Он сказал, ты заявилась к нему лишь поздно ночью. Кроме того, ты была чем-то сильно испугана. От тебя буквально исходил запах страха. Он даже побоялся спросить тебя, где именно ты была. Поэтому сейчас я спрашиваю: где ты была?

Грейс густо покраснела, но явно не от стыда. Краска гнева проступила сквозь кожу и зажгла в каждом глазу по крохотному огоньку.

— Я ненавижу вас обоих.

— Это прекрасно, — сказал я. — Так все же где ты была? И если ты действительно не входила в спальню Эмбер, то каким образом мог попасть туда — без тебя — твой ноготь? Грейс... я устал от... твоего трепа.

Гнев в глазах Грейс на какое-то мгновение перерос в яростное пламя. Я никогда еще не видел этого в ней, но не очень-то удивился. У меня и самого взрывной характер, но вспышки длятся обычно недолго. Кстати, у Эмбер — тоже.

Сейчас, я видел, Грейс в прямом и в переносном смысле — прижата к стене.

Эмбер, на протяжении всего этого короткого разговора хранившая молчание, повернулась ко мне.

— Ну вот, познакомься со своей девочкой.

— Ты — порождение ада, — сказала Грейс.

— Я знаю, дорогая, — ответила ей Эмбер. — Знаю. Но я всеми силами пытаюсь измениться. И все же, что ты делала той ночью в моем доме, Грейс? Можешь смело рассказать нам, поскольку у нас имеются доказательства, что ты там была. Позволь мне предположить: ты пришла туда, чтобы извиниться передо мной за то, что полгода не давала о себе знать и вела себя так, словно я уже мертва.

— Ну да, попросить у тебя прощения и взять твои деньги, как предлагали мне те болваны, которых ты ко мне подослала. А ну-ка посмотри, мамочка, как тебе понравится их работа? — Грейс показала матери подошвы своих ног.

Я услышал короткий слабый вздох Эмбер, когда она поняла, что видит перед собой.

— Что и говорить, прекрасно сработано, — продолжала Грейс. — Именно затем я и пришла в твой дом той ночью. Я пришла, чтобы торжественно сдаться тебе. С меня было довольно. Я была уже настолько напугана тобой, что постоянно носила в сумке пистолет. Признаюсь, мне действительно приходила в голову мысль пристрелить тебя. И должна признаться, мысль эта не казалась мне такой уж неприятной. Но в ту ночь я хотела сказать тебе лишь то, что сдаюсь. Я была окончательно сломлена. Ты одержала победу. Я не хотела больше, чтобы они продолжали жечь мое тело. И денег твоих я тоже не хотела. Все, чего мне хотелось, — это спокойно спать по ночам, не боясь, что кто-то может стоять за дверью.