Дарья Дезомбре - Призрак Небесного Иерусалима

Андрей поерзал на профессиональном диванчике: и как они тут вываливают о себе всю подноготную, неудобно же? И глубоко вздохнул. Было понятно, что кандидат психологических наук госпожа Кротова вряд ли поделится с ним наболевшим: не на диване, чай, сидит. Он хотел начать со стандартных вопросов, как вдруг, неожиданно для себя самого, выпалил:

– Скажите, а у вашего начальника были внебрачные связи в коллективе?

Татьяна Александровна чуть заметно поджала губы:

– Нет, Юрий Аркадьевич очень любил свою семью.

Андрей смутился: почему вдруг он решил спросить златовласую даму об адюльтере? Может быть, из-за семейной фотографии в кармане? Или из-за одного пропуска в списке мытарств? В любом случае он быстро выровнял линию вопросов:

– Как давно вы знакомы с потерпевшим? Не было ли у него конфликтов на работе с коллегами? А с пациентами? Не замечали ли вы за ним в последнее время повышенной нервозности? – И далее, далее по списку. А Татьяна Александровна вроде бы отвечала не односложно, но вот что значит профессионал – не дала ему ни малейшей зацепки, никакого ключика.

Впрочем, он на нее и не особенно рассчитывал: в конце концов, Мытарь никогда не оставлял за собой следов. Откуда им взяться на этот раз? Андрей вдруг почувствовал ужасную усталость: беспокойство за Машу не отпускало его весь этот чертов день, пропитанный собственной беспомощностью, страхом и кровью. Он испытывал острое желание услышать ее голос, чтобы вспомнить, что случилось между ними еще прошлой ночью. Но ничего не вспоминалось, только последний поцелуй уже на пороге ее дома этим утром, а потом – сплошной этюд в багровых тонах. Он быстро попрощался с Кротовой, еще раз пожав нежно-розовую лилейную ручку, и почти бегом вышел из этого огромного аквариума, где под гипнотическую музыку должны были затихнуть его детские страхи.

На улице уже было свежо, спустились сумерки, пахло дождем и бензином. Андрей потянулся к карману джинсов за куревом, когда внезапно увидел перед лицом пачку сигарет, протянутую тонкой костистой рукой. Он обернулся: рядом, в пальто, накинутом прямо на белый халат, стоял длинный сутулый парень лет двадцати восьми.

– Спасибо, – сказал Андрей, взяв предложенную сигарету, а потом еще и наклонившись к элегантной, совершенной не подходящей этому малому с лицом Дуремара золотой зажигалке. Малый снова протянул руку и представился:

– Тимофеев, психиатр и сексолог здешнего центра.

Андрей аккуратно пожал поданную ладонь: он смутно представлял себе, чем занимаются сексологи.

– Сексологи, – будто бы уловив легкий испуг в его глазах, пояснил Тимофеев, – это не то же самое, что гинекологи. Или, – он усмехнулся, – урологи. Мы имеем дело с тем, что находится выше, а не ниже пояса. – И, еще раз покосившись на Андрея, добавил: – Я имею в виду голову.

– Ммм… – протянул Андрей, довольный, что первая затяжка позволяет ему избежать топкой темы.

– Вы ведь следователь, так? – Андрей кивнул, а сексолог продолжил: – Я видел, как вы заходили в норку к нашей змее.

– Змее?

– Ну да, ласковое прозвище, данное подчиненными разлюбезной нашей Татьяне. – Он очертил в воздухе круг зажженной сигаретой, с чувством продекламировал: – Итак, она звалась Татьяна! И еще она называет себя кандидатом наук. Что уже не смешно.

– На самом деле она не кандидат? – поинтересовался Андрей. Ему даже стало любопытно: Кротова произвела на него впечатление, вполне адекватное своей ученой степени.

– Да, да, – отмахнулся Тимофеев. – Может, купила где, может, задницей чугунной заработала – психология ж не математика, если вы понимаете, о чем я! Но, знаете, – и он приблизил длинное лицо к Андрею, – она же рада-радешенька, что Аркадьича больше нет. Он ведь в этой богадельне был единственный, кто действительно что-то соображал, а не просто начитался Юнга и Ялома! Единственный, кто по-настоящему заботился о пациентах! Даже, – тут сексолог нехорошо усмехнулся, – иногда слишком.

– Что вы имеете в виду? – встрепенулся Андрей.

– А что тут иметь в виду? Все ясно как божий день: он врач, царь и бог, она – пациентка, измученная собственной психикой. К тому же – красивая пациентка. Правда, дело это небезопасное: во-первых, запрещено врачебной этикой. Ну, это, положим, начхать. Но главное – у пациентки имелся муж. Полицейский. Но такого вида, что, переодень его в кожанку и голову обрей, – бандюган-бандюганом, с вашими это случается, вы уж меня извините. И глаза такие… мягко выражаясь, недобрые. Ясно, что подобному человека прирезать, что филантропу старушку через дорогу перевести.