Дарья Дезомбре - Призрак Небесного Иерусалима

– До свидания, – прошелестела девица, не двинувшись с места и уже не улыбаясь.

– Пока! – почти нормальным тоном сказал Андрей, и они снова побежали вниз по лестнице, но теперь молча, и уже Маша была впереди, держа Андрея за руку, которую отпустила, только сев в машину.

Маша тронулась, не глядя на Андрея.

– Прошлогодняя коллекция? Из Италии? – Андрей криво улыбнулся.

– А бог его знает! – пожала она плечами. – Мне срочно нужно было продемонстрировать твою счастливую семейную жизнь.

– Зачем? – Андрей с преувеличенным вниманием смотрел в окно.

Маша сердито на него оглянулась:

– Мне показалось, ты в ней срочно нуждался…

– В липовой семейной жизни?

– Нет, – сказала Маша твердо. – В счастье.

– Ну да. Ну да… – протянул неопределенно Андрей. – Спасибо, кстати.

– Кстати, не за что. – Маша улыбнулась: – Обедать будем?

– Обязательно, стажер Каравай, – улыбнулся Андрей в ответ. – И за счет начальства – за проявленную находчивость!

Андрей не знал, как себя вести, больше того – не знал, что за солянка варится у него внутри: с одной стороны, то, что стажер Каравай увидела его слабость, было унизительным. С другой – ее реакция, как она мгновенно встала под его знамена, да еще выступив в роли супруги, не могло не тронуть. И не польстить. Он искоса поглядывал на нее за столиком недорогого кафе, которое Маша выбрала сама, явно не желая проделать серьезную брешь в его бюджете. И согласился сам с собой: если бы такая девица стала его женой, он вряд ли бы был так жалок сегодня на лестнице. Те, за которых выходят замуж девушки вроде Маши – перед глазами сразу выросла импозантная фигура Иннокентия, – не тушуются, как подростки, при встрече со старыми призраками.

Маша озвучила свой выбор подошедшему официанту, и Андрею пришлось ткнуть пальцем в первое же, что попалось из мясного в меню, и крикнуть уже вслед удаляющемуся с достоинством гарсону:

– И водки! Двести!

А потом, повернувшись к Маше, он сказал, будто оправдываясь за заказанную выпивку:

– Это была моя первая любовь. – И подмигнул: мол, вот как забавно-то.

– Я так и поняла, – серьезно сказала Маша и неуверенно улыбнулась в ответ.

– Мы собирались вместе покорять столицу, и я надеялся создать ей все условия для творчества – она хотела поступать в Литературный институт.

«На кой ляд я все это ей рассказываю?» – подумалось ему, но остановиться он уже не мог. Глядел прямо на бордовую скатерть и видел лишь периферийным взглядом ее сложенные руки на другом конце стола – с коротко подстриженными ногтями без следов лака.

– Думал, если не поступлю, пойду работать. А она стихи писала. Стихи плохие, наверное, но я в этом ни черта не смыслил. – Он опять усмехнулся: – Да и сейчас не смыслю. – Он поднял на нее глаза: – Ты стихи Асадова любишь?

– Нет, – честно призналась Маша, чуть нахмурившись.

– Ну вот, а Раечка очень любила.

Официант принес запотевший графинчик и хлеб. Маша от предложенной взглядом водки отказалась, но взяла хлеб и стала лепить что-то из хлебного мякиша. А Андрей выпил и молодцевато занюхал коркой: пусть видит, как народ – под народом он имел в виду, конечно, себя, провинциальщину! – пьет и не закусывает. Он понял, что Маша ждет от него «продолжения банкета» и продолжил, ему стало не жалко:

– Она от меня ушла. Раечка. Банально. К лучшему другу. Короткое время ему тоже очень нравились стихи Асадова. – Андрей опять улыбнулся и подлил себе из графинчика. Водка прошла теплом по пищеводу и канула в голодный желудок. Настроение было все равно мутное, но он решил-таки закончить: – Проблема в том, что она ушла тогда, когда у меня в одночасье умер от инфаркта отец. Я ведь, понимаешь, даже не выдержал положенных по трауру дней, так хотел ее увидеть. Чтобы, знаешь, утешила, отвлекла от того кошмара, что дома с мамой творился. И, в общем, нельзя отрицать: отвлечь она меня отвлекла, с этим не поспоришь! – Андрей осклабился и с чувством продекламировал:

И опрокинул в себя еще одну.

– В семнадцать лет получить такой тройной удар под дых – это тебе, Каравай, не хухры-мухры! Тем более когда вся голова набита возвышенной фигней в стихах. Так что перед тобой – если ты сомневалась – совершенно уникальный типаж, эдакий Железный Феликс: он летал с пятого этажа – и отделался царапинами. Объелся снотворным – получил промывание желудка. Даже под поезд ложился, но тот, гад, успел притормозить – и меня еще в кутузке продержали за дурость. Я б мог еще поэкспериментировать, но мать пожалел, да и фантазии больше ни на что не хватило.