Дарья Дезомбре - Призрак Небесного Иерусалима

– Вот об этом я тебе и говорю! – заорал, не выдержав, Андрей. – Это не шарады! Он убьет тебя за какие-нибудь только ему известные твои грехи! И извращенно убьет, со средневековым шиком! А я буду виноват!

– Не волнуйтесь, – сухо сказала Маша, убирая документы в сумку. – Никто вас обвинять не будет. Разве что в неблагодарности. – И быстро вышла из кабинета.

– Каравай! – гаркнул Андрей вслед, но она даже не замедлила шага. Эта идиотка упряма, как осел, сказал себе он. Все равно же будет копать под маньяка, даже если он ей официально в этом откажет.

Андрей схватил куртку и кинулся за ней. И даже не заметил, как все в кабинете примолкли и провожают его удивленными взглядами. Маша уже выходила из здания, когда он нагнал ее, схватил за руку и молча поволок к своему автомобилю. Маша не сопротивлялась, шла рядом, глядя в сторону. Он открыл дверцу машины, толкнул ее на сиденье, резко, зло рванул с места.

– Мы едем в морг, – сказал он сквозь зубы, хотя она ни о чем не спрашивала. – В выходные погибла еще одна женщина.

И услышал рядом едва слышное: «Ох!»

– Может, она и не «наша», но проживала по адресу, указанному твоим другом детства. Как место, связанное с Небесным Иерусалимом.

– Где?

– Пушкинская площадь.

– Все правильно, – выдохнула Маша. – Белый город. Третья крепостная стена после Кремля и Китай-города. Построена была в конце шестнадцатого века и – по сходству с Небесным Иерусалимом – имела двенадцать ворот. Сретенские находились на месте нынешней Пушкинской площади.

– Слушай, – Андрей в крайнем раздражении подрезал машину слева, – у меня такое впечатление, что у вас в Москве куда ни плюнь – везде Небесный Иерусалим!

– Мест таких много. По большому счету, весь исторический центр в той или иной степени, – согласилась Маша. – Раньше он прилагал больше усилий и подвергался большей опасности, стараясь оставлять трупы в местах значимых – вроде Покровского собора. А теперь, я думаю, он знает, что мы в курсе, и просто следует подходящим местам, ближе к жертвам…

– Как?! – Андрей резко затормозил. – Как ты можешь знать, что он уже знает, что мы знаем? Тьфу! Ну, ты меня поняла!

Маша пожала плечами:

– Мне так кажется.

– Вот! Об этом я и говорил! – рявкнул Андрей. – Когда кажется, знаешь что надо делать? – Андрей и Маша уже стояли по обе стороны машины, вперившись друг в друга яростными взглядами. И, поняв смысл только что сказанного, Андрей опять сплюнул: что же за дела творятся, когда такой атеист и безбожник, как Андрей Яковлев, только и говорит, что о крещении, грехах и символах Небесного Града?

– Ну, спасибо тебе, вот спасибо! – бухтел он себе под нос, заходя в морг и не удосужившись проверить, идет ли за ним Маша.

«Кого это он благодарит? – думала Маша. – Убийцу нашего, что ли?» Она еще не оправилась от утреннего потрясения, когда он чуть не выгнал ее с Петровки, отстранив от дела. Бешеный! Солдафон и грубиян. Хотя, конечно, она сама уже поняла, что Катя не могла попасться маньяку просто так, случайно по дороге. По дороге к ее квартире. Значит, он знает о ней, знает ее… И от этой мысли становилось страшно и одновременно, как у гончей собаки, поднималась волна возбуждения, откликаясь дрожью в кончиках пальцев. «Я поймаю тебя, – твердила она невидимому противнику уже в тысячный раз. – Ты же сам не против, правда? Ты устал доказывать свою правоту бездушному миру… Сбрось груз со своих плеч, появись, страшный невидимка!»

Маша даже огляделась по сторонам – на случай, если он все-таки появится. Но нет, прямо перед ней возвышалось здание морга: Андрей придерживал для нее дверь. А за спиной шумела-гудела летняя московская улица.

Пока они шли по коридору с веселым желтым линолеумным полом, Маша старалась не думать о том, что увидит. Увидели же они сначала внушительную фигуру Павла, только собравшегося выйти на перекур. Андрей кратко представил их друг другу, и патологоанатом галантно поклонился.

– Яковлев, тебе всегда так везет на стажеров? – поинтересовался он, резко раздумав курить.

– Не всегда, – буркнул Андрей. – К счастью.

– Грубиян, – интимно наклонился над Машиным ухом Павел. – Но под внешне неказистой оболочкой бьется доброе и благородное сердце.

– Вот всегда так, – пожаловалась Маша Павлу, сразу войдя в его игру. – Как доброе сердце, так неказистая оболочка. Где справедливость?

– В сказках Шарля Перро, – серьезно ответил Павел. – Я их сейчас как раз перечитываю своему младшенькому. Там чудище с добрым сердцем пусть только под конец, но превращается в принца. Для этого нужно его поцеловать – я имею в виду чудище. Хоть оно и очень противное. – Паша ухмыльнулся: – Поцелуйте Яковлева, Маша, а? А ну как он преобразится? Будет хоть изредка доставлять собою приятное эстетическое впечатление, а то ведь вокруг всё трупы, трупы, и все такие, знаете, безобразные… Фу!