Эмили Локхарт - Виновата ложь

— Джонни младше меня всего лишь на три недели.

— Именно! Джонни мальчик и младше всего на три недели. Так что напиши-ка письмо.

Я делала так, как она сказала.

Летом-номер-пятнадцать на Бичвуде тетушки пытались стать заменой бабушке, готовя пудинги и копошась вокруг дедушки, словно он не жил один в Бостоне со смерти Типпер в октябре. Но они были сварливы. Бабули больше не было, чтобы сплотить их, и они начали бороться за свои воспоминания, ее украшения, одежду в ее шкафу, даже за туфли! До октября их споры так и не разрешились. В то время наши чувства были слишком хрупкими. Все дела отложили до лета. Когда мы приехали на Бичвуд в конце июня, Бесс уже провела инвентаризацию имущества бабушки в Бостоне и взялась за Клермонт. У тетушек были копии на планшетах, о которых они регулярно упоминали в разговорах.

— Я всегда любила этот орнамент с нефритовым деревом.

— Я удивлена, что ты о нем вспомнила. Ты никогда не помогала украшать дом.

— А кто, по-твоему, их снимал? Каждый год я заворачивала все украшения в специальную бумагу.

— Тоже мне, великомученица!

— А вот и сережки, которые мне обещала мама.

— Из черного жемчуга? Она говорила, что я могу их забрать!

Летние деньки пролетали мимо, и тетушки начинали сливаться в одну. Спор за спором, вспоминались старые обиды и перерастали в новые.

Варианты.

— Скажи дедушке, как тебе нравятся вышитые скатерти, — сказала мне мама.

— Но они мне не нравятся.

— Тебе он не откажет. — Мы вдвоем были на кухне Уиндемира. Она была пьяна. — Ты же меня любишь, Каденс? Теперь ты все, что у меня осталось. Ты не похожа на своего отца.

— Мне просто плевать на скатерти.

— Так соври. Похвали ему те, что были в бостонском доме. Кремовые, с вышивкой.

Легче всего было согласиться.

Позже я сказала ей, что поговорила с дедушкой.

Но Бесс попросила Миррен о том же.

Ни одна из нас не молила дедушку о проклятых скатертях.

Мы с Гатом отправились на ночное плавание. Потом лежали на деревянной тропинке и смотрели на звезды. И целовались на чердаке.

Мы любили друг друга.

Он подарил мне книгу. «Со всем-всем».

Мы не обсуждали Ракель. Я не могла его спросить. А он не рассказывал.

Близняшки отпраздновали свой день рождения четырнадцатого июля, устроили большой пир. Наша большая семья из тринадцати человек сидела за длинным столом на лужайке у Клермонта. Лобстеры и картошка с икрой. Маленькие горшочки с растопленным маслом. Овощи с базиликом. Два торта с ванильным и шоколадным кремом стояли на кухонной стойке.

Малышня баловалась со своими лобстерами, тыча друг в друга клешнями и высасывая мясо из лапок. Джонни рассказывал разные истории. Мы с Миррен смеялись. И были очень удивлены, когда к нам подошел дедушка и протиснулся между мной и Гатом.

— Я хочу попросить у вас совета, — сказал он. — Совета у молодежи.

— Мы блестящая великолепная молодежь, — сказал Джонни, — так что ты обратился по адресу.

— Знаете, — начал дедуля, — несмотря на мой шикарный вид, моложе я не становлюсь.

— Да-да, — кивнула я.

— Мы с Тэтчером проглядывали мои документы. Я подумываю оставить приличную часть своего дома моей альма-матер.

— Гарварду? Зачем, папа? — спросила мамочка, встав позади Миррен.

Тот улыбнулся.

— Вероятно, для финансирования студенческого центра. Они повесят на него табличку с моим именем. — Он пихнул Гата. — Как бы им его назвать, а, молодой человек? Что думаете?

— Гаррис Синклер Холл? — решился тот.

— Тьфу. — Дедуля покачал головой. — Можно придумать и получше. Джонни?

— Центр Общения имени Синклера, — сказал брат, отправляя цуккини в рот.

— И закусок, — вставила Миррен. — Центр Общения и Закусок имени Синклера.

Дедушка стукнул рукой по столу.

— Мне нравится ход ваших мыслей! Звучит не очень мудрено, но все оценят. Убедили. Завтра позвоню Тэтчеру. Мое имя будет на каждом, любимом студентами здании.

— Тебе придется умереть, чтобы его построили, — предупредила я.

— Твоя правда. Но разве ты не будешь гордиться, увидев мое имя, когда будешь там учиться?

— Ты не умрешь до того, как мы поступим в колледж, — сказала Миррен. — Мы не позволим.

— Ну если ты настаиваешь. — Дедушка оторвал хвост от омара с ее тарелки и съел его.

Мы легко попались на эту удочку — Миррен, Джонни и я, — чувствуя власть, которую он передал нам, представляя, как наша троица учится в Гарварде, спрашивая наше мнение и смеясь над нашими шутками. В этом было что-то особенное. Дедушка всегда так относился к нам.