Джеймс Роллинс: Кости волхвов

— Мощи не должны вернуться в Рим. Мы обязаны добраться до германской границы, — ответил Йоахим.

В знак согласия брат Франц склонил голову. Настоящий Папа бежал во Францию, а фальшивый восседает в Риме, и, пока святые мощи находятся на этой земле, они не могут быть в безопасности.

Почва под колесами повозки стала более твердой, и она двинулась с чуть большей скоростью, но все равно катилась не быстрее пешехода. Оглядываясь назад, брат Йоахим продолжал смотреть на оставшиеся позади кряжи. Звуки сражения уступили место стонам и всхлипываниям, жуткой музыкой разносившимся над долиной. Звон мечей умолк, и это могло означать только одно: арьергард пал.

Брат Йоахим продолжал обшаривать острым взглядом горные склоны, но они были укутаны плотными тенями, поэтому разглядеть что-либо было невозможно. Толща соснового леса, росшего на взгорьях, казалась отсюда черной. Но внезапно брат Йоахим заметил серебристую вспышку. На освещенном солнцем клочке земли, напоминавшем светлую заплату на грязном рубище, появилась одинокая фигура, закованная в сверкающие доспехи. Даже не видя на таком расстоянии красного дракона, нарисованного на панцире мужчины, Йоахим сразу узнал в нем ближайшего помощника Черного Папы. В честь одного из паладинов Карла Великого [1]нечестивый сарацин взял христианское имя Фьерабрас. Он был на целую голову выше всех своих воинов — настоящий гигант, а его руки были обагрены христианской кровью больше, чем у кого бы то ни было из язычников. И несмотря на это, приняв в прошлом году христианство, сарацин являлся теперь правой рукой кардинала Октавиуса — Черного Папы, принявшего имя Виктора IV.

Фьерабрас неподвижно стоял в пятне солнечного света, даже не пытаясь броситься в погоню. Сарацин понимал: слишком поздно.

Повозка наконец взобралась на вершину хребта и оказалась на сухой дороге, тянущейся вдоль него двумя глубокими колеями. Теперь они смогут двигаться намного быстрее. От германской земли их отделяло менее одной лиги. Им все же удалось прорваться через засаду, которую устроил сарацин.

И вот Фьерабрас стряхнул с себя неподвижность. Он снял с плеча огромный лук — такой же черный, как окружающие его тени, неторопливо положил на тетиву стрелу, натянул ее, всем телом откинулся назад и выстрелил. Брат Йоахим нахмурился: «Чего этот нечестивец хочет добиться с помощью единственного выстрела?»

Тетива пропела свою короткую песню, стрела взмыла в небо и на несколько мгновений исчезла в залитой солнцем выси. А затем бесшумно, словно атакующий коршун, метнулась вниз и поразила центральный саркофаг. Это казалось невозможным, но каменная крышка раскололась с громоподобным звуком, а веревки лопнули. Ничем более не удерживаемые, все три саркофага скользнули к задней — открытой — части повозки.

Люди бросились туда, чтобы не дать драгоценному грузу рухнуть на землю. Повозка остановилась, к саркофагам потянулись руки. И все же один из них удержать не удалось. Он соскользнул с повозки и придавил стоявшего позади солдата, сломав ему ногу и раздробив тазовые кости. Дикий вопль несчастного огласил окрестности.

Брат Франц торопливо спешился и присоединился к солдатам, пытавшимся вытащить раненого из-под обрушившейся на него тяжести и, самое главное, водрузить гроб обратно на повозку.

Саркофаг подняли, пострадавшего освободили, но каменное вместилище останков было слишком тяжелым, чтобы мужчины своими силами, без подручных средств могли вновь погрузить его на повозку.

— Веревки! — закричал Франц. — Несите веревки!

Один из солдат поскользнулся, и саркофаг вновь упал, теперь уже набок. С него слетела крышка. Позади них послышался стук конских копыт. Он доносился с дороги, тянувшейся по вершине холма, и быстро приближался. Брат Йоахим повернулся, заранее зная, что увидит. Вот они — взмыленные кони с блестящими в солнечных лучах шкурами и одетые в черное всадники. Воины сарацина, вторая засада, приготовленная им.

Даже не попытавшись ничего предпринять, брат Йоахим просто сидел в седле. Он понимал, что спасения нет. А вот брат Франц вдруг судорожно выдохнул — и не от страха перед неминуемой смертью. Причиной его внезапного испуга явилось содержимое саркофага, с которого соскользнула крышка. Точнее, отсутствие там вообще какого-либо содержимого.

— Пустой! — ошеломленно воскликнул монах. — Он пустой! Затем он взобрался на повозку и заглянул в тот саркофаг, крышку которого расколола стрела, пущенная сарацином.