Крис Павон - Экспаты

Кейт проверила часы: меньше двух минут от окна до ничем не ограниченной свободы.

Они были иностранные подданные, живущие под чужими именами в квартире, расположенной через улицу от богатейшего района города, дающей полный обзор окрестностей и возможность быстро бежать без каких-либо помех.

Это, конечно, лишь косвенная улика, Кейт отлично все понимала. К тому же, вполне вероятно, не испытывала никаких реальных подозрений. Возможно, она просто запуталась, сама себя ввела в заблуждение, ища лишь предлог, чтобы расследовать это дело. Чтобы было чем заняться. Чем угодно.

Она с трудом пыталась разобраться, что может быть, чего не может, перебирала различные вероятные сценарии, возникающие в туманных дебрях ее воображения. С одной стороны, казалось крайне невероятным — даже чудовищным, — что команда киллеров явилась в Люксембург с целью кого-то убить. Этого она отрицать не могла. Но не могла и отбросить эту мысль как единственное рациональное объяснение того факта, что данная парочка с фальшивыми документами явилась сюда и сняла эту квартиру, дающую столь идеальные возможности любому, готовящему убийство.

Другие сценарии касались возможного бегства. Но действительно ли эти люди беженцы?

Или, естественно, самый худший из сценариев: не явились ли они в Люксембург следом за Кейт?

От ее прошлого к ее настоящему тянулась только одна ниточка, тянулась через промежуток в пять лет, через Атлантику, — ниточка, способная выдернуть ее назад, обвиться вокруг шеи и удавить.

Кейт всегда помнила, что так и не узнала, чем кончил Эдуардо Торрес. Там остались неподчищенные хвосты, вопросы без ответов; имелись и кое-какие странные свидетельства. Плюс к тому: никто никогда так и не откопал сокровища Торреса, составлявшие, как многие были уверены, десятки миллионов долларов. Считалось, что эти денежки ему удалось тайно перетащить на номерной счет в Европе.

И вот она теперь какая, эта Кейт: в отставке, еще не достигнув сорока лет, живет в мировой столице номерных счетов, с мужем, которого все считают непревзойденным специалистом по безопасности этих самых номерных счетов.

Кейт и сама-то выглядела довольно подозрительной особой.

Однако такими представлялись и Билл с Джулией. Так что ей требовалось копать глубже.

То ли шел небольшой дождичек, то ли просто висел туман или, как это еще называется, когда мельчайшие капельки воды, слишком мелкие, чтобы ощущаться на коже, сыплются с неба?

«Дворники» едва шевелились. Три секунды между взмахами, в течение которых ветровое стекло покрывается вроде как туманом, становится слишком мокрым, чтобы что-то сквозь него разглядеть, а потом — «свуушш!» — и оно снова чистое.

Ключ в замке зажигания повернут куда надо, фары и подфарники включены, приемник настроен на волну «Культура Франции». Кейт с трудом следила за нитью беседы. Речь, кажется, шла о Бодлере. По крайней мере слово, которое она распознала, было именно Baudelaire, оно повторялось снова и снова. Или же это могло быть нечто совсем другое — beau de l’aire, [53] Beau de l’aire (фр.) — прекрасная погода; произносится так же, как фамилия Бодлер. — и именно об этом они там и толковали, возможно, о чем-то, связанном с хорошей погодой или прекрасной атмосферой. Не имеющим ничего общего с Бодлером.

Визитная карточка хирурга лежала на пассажирском сиденье. Она вполне может сказать, что просто приехала раньше назначенного времени. И заявить, что у нее, видимо, образовалась пяточная шпора, хотя нет никаких внешних признаков, чтобы проверить это визуально. Вот она и сидела в машине, в тепле и сухости, и пыталась обучаться французскому, слушая, как перевозбудившиеся академики ведут малопонятную, но, видимо, бесконечную войну вокруг Бодлера, дожидаясь следующей программы, начинающейся через полчаса. Именно тогда и настанет время ее выдуманного, якобы назначенного приема у врача.

Нет, конечно же, она будет утверждать, что не имела ни малейшего понятия о соседстве с офисом Билла. Откуда ей это знать? Адрес она прочитала на конвертах в гостевой комнате и запомнила. Высокие каменные дома стояли почти вплотную к тротуару, с подобием палисадников — микроскопические полоски травы, случайный голый кустик. Здания были серые, коричневатые или желтовато-серые; тротуар вымощен светло-серыми бетонными плитами, мостовая покрыта темно-серым асфальтом. Машины были всех оттенков серебристого и серого, иногда черные; пропитанное влагой небо — графитно-серое. Бесцветный пейзаж, промытый дождями или их ожиданием, разработанный и созданный таким, чтобы соответствовал унылой, гнетущей погоде.