Майкл Слэйд - Головорез

Габриэль Соломон направился к украденным лошадям.

– Убейте Того-Который-Связывает, – закричал Белая Сова, когда Блэйк привязывал его к лошади.

Сиу повернулись к Сидящему Буйволу, который поднял руку.

Уолш со своими людьми беспрепятственно выехал из лагеря.

Американская пресса позже окрестит Уолша "Боссом Сидящего Буйвола".

О Блэйке первый заголовок будет такой: "КОННЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ НЕ ПУГАЕТСЯ ПРОКЛЯТИЙ СОТНИ ИНДЕЙЦЕВ".

В следующем издании это сменится выражением "КОННЫЕ ВСЕГДА ПОЛУЧАЮТ СВОИХ ЛЮДЕЙ".

Это выражение прижилось.

Блэйк завязал верёвку вокруг лодыжек Белой Совы. Свой аркан он набросил на голову лошади узника.

– Возьми его в форт, – сказал Уолш. – А мы подождём здесь, чтобы посмотреть, как себя поведут краснокожие.

Блэйк вместе с кри покинул группу.

Они остановились, чтобы напоить лошадей в Mauvaises Terres, названной так французским путешественником в прошлом веке. Было далеко за полдень, и клонящееся к закату солнце отбрасывало длинные тени на восток. Впереди Уайт-Мад-Крик змеилась по равнине, но здесь оба речные берега были отвесными стенами. Уайт-Мад – "Сияющая Река", как называли её индейцы – имела слюдяные отложения, вкраплённые в её берега. Теперь, когда кроваво-красный диск солнца отбрасывал свои лучи в каньон, кристаллы в скалистых стенах мерцали перед ними.

Блэйк потёр висок, ободрав коросту.

"Журнал Паркера", раскрытый, лежал у него на коленях.

– Где череп, парень? Тот, о котором написано в книге? Советую тебе быть откровенным со мной. Клянусь, он у тебя.

Блэйк наклонил голову, когда заиграли волынки. "Пиброк о'Донвил Дхью".

Замечательная мелодия.

– Ты оскальпировал его, парень? Ты съел его сердце?

Одна за другой из скалы вылезали руки скелетов.

Вокруг него берега реки заполнялись Павшими Парнями, костяные белые пальцы цеплялись за стены. М'Ферсон и М'Грегор, убитые при Лакнове. Грант и Стюарт, которых остановили копья ашанти. М'Нахтен и Кэмпбелл, зарезанные в Китайской войне. Мунро со своей великолепной волынкой, зарезанный маорийцами. Скелеты со свисающей плотью, задрапированные в клетчатую шерстяную ткань, озирались кругом.

– Зачем мы здесь? – спросил М'Грегор, его голос отдался эхом, перекрывая скрежет челюсти.

– Из-за этого цветного язычника? – спросил М'Нахтен, и его сгнившие внутренности выскользнули из-под истлевшего кильта.

– Он мешает пополнению "коллекции трофеев"? – сказал Грант, в чьей костяной руке был зажат широкий палаш с проржавевшим до оранжевого цвета лезвием, пятихвостная кожаная сумка горца хлопала его по рёбрам.

– Подвешивание развяжет ему язык, – предложил Кэмпбелл, его изъеденная червями шляпа была запачкана грязью, камзол служил убежищем для пауков, забавляющихся с добычей.

– Точно, – согласились Павшие Парни. – Подвесь его, Блэйк.

Глаза конного переходили с одной мёртвой головы на другую, встречая глазницы, такие же пустые, как отверстия, выбитые выстрелом из двустволки.

– Подвешивание – это как раз то, что нужно, – сказал он.

С запястьями, скованными за спиной, сидя на лошади задом наперёд, Белая Сова нахмурился, когда белый заговорил сам с собой. Блэйк спешился и зацепил верёвку, связывающую лодыжки пленного, за дерево, одна ветка которого свешивалась с речного берега. В этом месте Уайт-Мад-Крик устремлялся между стенок каньона, со скоростью врываясь в основное русло за сужением. Ветка, через которую была переброшена верёвка, выступала над потоком. Свободный конец привязи был обмотан вокруг груди Блэйка.

– Где череп, парень? Где "Путевые заметки"?

Белая Сова не ответил, и тогда Блэйк хлестнул его лошадь. Встав на дыбы, животное взбрыкнуло, сбрасывая кри со своей спины. Блэйк резко натянул верёвку, вздёргивая Белую Сову вверх за одну ногу. Когда он петлёй закрепил верёвку за корень, служащий шкивом, перья индейца и его косички окунулись в поток.

– Да здравствуют кильты, долой гребни, – вопили Павшие Парни, их широкие палаши вздымались и опускались. – Пусть цветные язычники испробуют сталь горцев!

Блэйк словно молотом ударил кулаком между ног Белой Совы.

"Славьтесь, горцы", – пела волынка Мунро.

Вопль невыносимой боли сорвался с губ индейца, когда оба его яичка были расплющены о кости его таза. Рванувшись, кри подскочил, словно марионетка на верёвочке, его свободная нога задёргалась в воздухе. Мышцы его живота сжались узлом, спина изогнулась крючком. Жилы на его шее напряглись, а глаза закатились.