Доминик Сильвен: Грязная война

– Очень сочувствую тебе, Саша. Правда, очень.

– Я знаю, Лола.

– Если это тебя хоть немного утешит, то поверь, на твоем месте любой бы попался. Марс развел нас на чувства. У нас не было шанса. А у него были годы, чтобы подготовить свою месть. Саша?

– Да.

– Колись, о чем думаешь.

– Об одной детали. О той минуте, когда я попросил Люс Шеро из финансовой полиции использовать любые средства давления на нотариуса. Благодаря этому я смог расколоть Антонию. Марс рассчитывал и на это.

– На твой дар подчинять себе правила. Да, я называю это даром.

– Я часто думал, почему он выбрал меня, а не Карль. Теперь я понял.

Лола могла бы найти еще какие-то утешительные слова. Могла бы. Но под хмурым небом, в паре сантиметров от прохожих, закованных в повседневное равнодушие, она чувствовала, что он сейчас бесконечно одинок и она бессильна ему помочь. На ошибках учатся. Это правда. Но чему может научить предательство?

– А самое смешное, Лола…

– Да?

Она смотрела на его напряженный профиль. Он смотрел на фасад боксерского клуба. Лола увидела вышедшего из подъезда тренера. Он махнул Саша, но тот словно не видел его и никак не отреагировал. Тренер перестал улыбаться, поднял воротник плаща и пошел своей дорогой.

– То, что он оставил мне подсказки.

– Какие?

– Счет на статуэтку, купленную у Нюнжессе, сим-карту от телефона Видаля в коробке от CD , фамилию его друга-дипломата, небрежно оброненную в разговоре с Менаром.

– Зачем?

– Вероятно, затем, чтобы я не умер идиотом.

Саша повернулся к ней. Его глаза были сухими, но их переполняло разочарование. Лола вспомнила разговор в кабинете Марса. Она говорила ему о Кокто. О том, как она испугалась, что перейдет черту, что ее захлестнет волна ненависти. Значит, вы верите в “ту сторону”, спросил он тогда. Разыгрывал добродетель. Безупречно лгал.

Лола Жост снова почувствовала, что не может найти нужных слов.

– У меня для тебя новое слово на “ция”, Ингрид. Очень модное и просто ужасное. Манипуляция.

– Действительно, жутко уродливое слово, Лола. Ugly.

– А еще хуже, когда это происходит с тобой.

В “Красавицах” повисло свинцовое молчание. В этой гнетущей атмосфере Максим подал Бартельми чашку кофе с таким видом, словно только что узнал о существовании нового вида извращений. Бартельми взял “эспрессо” так, словно уже пожалел о своем заказе по причине спазма пищевода. Зигмунд все настойчивей требовал ласки Ингрид. А Ингрид уронила несколько невидимых слез об отсутствующем майоре Дюгене, который присутствовал здесь как никогда ощутимо.

Лола только что рассказала друзьям о том, что ей стало известно. Кому-то придется все это разгребать. У нее у самой сил осталось не больше, чем у зефира, пропущенного через мясорубку Пять лет сомнений. Пять лет печали, чувства вины, сожалений. И наконец правда. Ошеломляющая и отвратительная.

Лола попросила Максима налить всем присутствующим, она собиралась произнести тост. Возражать никто не посмел. Все выпили в память Туссена Киджо, затем Лола произнесла краткую речь, успешно справившись со своим голосом.

Именно это мгновение выбрал забытый призрак, чтобы явиться вновь. Английский плащ поверх твидового пиджака, вельветовые брюки. Неизменный шик лучшего психоаналитика Фобур-Сен-Дени. Антуан Леже собственной персоной. Только посвежевший, загорелый, с выгоревшими под тропическим солнцем волосами. Зигмунд кинулся к нему, виляя хвостом.

– Привет, друзья. Я как раз успел к аперитиву.

Однако, увидев скорбные лица, он спохватился:

– Или, наоборот, опоздал. Что случилось?

Слишком усталая, чтобы повторять рассказ заново, Лола дала слово Бартельми, остальная компания тем временем приготовилась угоститься блюдом дня и вином. Антуан, даром что столько лет пропускал через себя самые бредовые фантазии своих современников, был потрясен. Эта история мщения задела его за живое, и он засыпал Бартельми вопросами.

Когда все пили кофе, он спросил – видимо, чтобы разрядить обстановку, – хорошо ли вел себя Зигмунд.

– Как ангел, – ответила Ингрид. – Он заслуживает выживания, поверь мне.

– Ты имеешь в виду “уважения”?

– Да, Зигмунд был очень уважаемый, именно это я хотела сказать.

– Почему?

– Он чуть не…

Несмотря на усталость, Лола пнула Ингрид ногой. Надо было остановить ее порыв, пока она не ляпнула что-нибудь непоправимое вроде: “Твой пес чуть не стал алкоголиком, чуть не попал под колеса метро, чуть не заработал аллергию на прихожан евангелистской церкви, чуть не покусал старую вонючую бродяжку в одну тяжелую ночь, чуть не размок под проливным дождем, чуть не умер от голода, его чуть не арестовали за проникновение в чужую квартиру, он чуть не схлопотал приступ острой неврастении… ” Однако Ингрид просто так было не сломить, и даже второй толчок ногой не умерил ее решимости.