Судья Часкел пораженно смотрел на Си-Джей. Он не любил, когда его ставили в подобное положение. Особенно после идеального, по его мнению, процесса, не оставившего оснований для апелляций.
– И я впервые об этом слышу? Сейчас? – Он повернулся к Лурдес. – Мисс Рубио, вы желаете что-то добавить в связи с этим?
Лурдес Рубио смотрела только на судью и ни разу даже не взглянула в сторону Си-Джей.
– Ваша честь, я разговаривала со своим подзащитным и прочитала полицейские отчеты, касающиеся изнасилования мисс Таунсенд. Я также побеседовала с самой мисс Таунсенд. – Она сделала короткую паузу, затем продолжила: – Я считаю, что обвинения, выдвинутые моим клиентом в отношении мисс Таунсенд, не имеют под собой оснований и не поддерживаю их.
Судья Часкел молчал, обдумывая, как он должен реагировать и что сказать. Зал суда также оставался погруженным в тишину. Наконец судья заговорил. Хотя слова звучали искренне, он очень тщательно их подбирал, потому что они заносились в протокол.
– Мисс Таунсенд, мне очень жаль, что вы оказались вынуждены раскрыть сегодня перед судом такие факты вашей биографии. Я только надеюсь, что представители средств массовой информации, которые в данный момент присутствуют в зале суда, отнесутся к полученной информации с пониманием и тактом, которой она заслуживает.
– Это дерьмо собачье! – Бантлинг яростно оттолкнул от себя стол, и он рухнул, бумаги Лурдес полетели во все стороны. – Вы все собрались убить меня потому, что вам жалко эту лживую суку!
Конвоиры схватили его сзади и удерживали за руки и за ноги, Бантлинг пытался вырваться. На него надели наручники и кандалы, а он продолжал кричать, в его глазах горела жгучая ненависть, на губах выступила пена.
Судья Часкел уже почти кричал:
– Адвокат, который будет подавать вашу апелляцию, может поднимать какой угодно вопрос. Но сейчас вопрос решен. Вставь ему кляп, Хэнк.
– Ты – лживая шлюха, Хлоя! Дело не закончилось! Еще ничего не закончилось! – орал Бантлинг.
Он замолчал, только когда бейлиф заклеил ему рот.
Си-Джей не могла поехать домой. Каким-то образом средства массовой информации выяснили ее тщательно скрываемый адрес и встали лагерем на автомобильной стоянке у Порт-Ройал, ожидая ее возвращения. Они, очевидно, заплатили охраннику, чтобы тот смотрел в другую сторону, когда голубые фургоны седьмого канала проезжали мимо него. Поэтому Си-Джей сидела в кабинете в половине одиннадцатого вечера и обзванивала гостиницы, пытаясь найти номер на несколько дней, пока средствам массовой информации не наскучит ждать и они не съедут со стоянки куда-нибудь подальше от ее дома. Она даже не заметила, что кто-то стоит в тени у дверного косяка, пока не услышала тихий голос:
– Си-Джей?
Она подняла голову и увидела Доминика.
– Привет. – Это все, что она могла вымолвить. Он присутствовал в зале суда на чтении вердикта.
– Что ты делаешь?
– По правде говоря, ищу место, где могла бы пожить несколько дней. Миссис Кромсби, соседка, которая ухаживает за Люси и Тибби в мое отсутствие, посоветовала мне какое-то время дома не появляться. Очевидно, там устроили цирк. – Си-Джей не смотрела на Доминика.
Он отошел от дверного проема, обогнул письменный стол и присел на его край. Си-Джей чувствовала, как он оглядывает ее, изучает, словно любопытный экспонат, и хотела, чтобы он ушел.
– Ты говорила мне, что попала в автомобильную аварию. Эти шрамы остались не после нее?
Си-Джей почувствовала, как у нее дрожат губы, и сильно закусила верхнюю.
– Нет.
– Почему ты не сказала мне правду?
– Я не хотела, чтобы ты знал. Я не хотела, чтобы кто-то знал. Сегодня вечером рассказ о моем изнасиловании идет первым в выпусках новостей по всему миру. Пока мы говорим, он переводится на двадцать четыре языка. – Она запустила пальцы в волосы. – Я не хотела, чтобы ты знал, вот и все.
– Ты думала, что у нас все сложится по-другому, если я узнаю? В этом дело?
– Мне не нужна твоя жалость, Доминик.
– Это не жалость, Си-Джей. Я думал, что это гораздо большее. Ты считаешь меня настолько бесчувственным?
– Послушай, дело не в тебе. И это в прошлом. В моем прошлом. И я все еще пытаюсь с этим справиться, каждый день своей жизни, так, как только могу. Сегодня просто был не самый лучший день.
– Не надо меня отталкивать.
– Я не могу иметь детей, Доминик. Вот, я это сказала. Может, это для тебя имеет значение, может – нет. Но я не могу. И теперь ты знаешь. Теперь ты все знаешь.
Читать дальше