И наконец, он вывел своих спутников сквозь ход, прорубленный в живой изгороди, и повел еще одной протоптанной в траве тропинкой через другое поле к последнему пункту назначения, небольшому бетонному строению, размерами пять на пять метров, с дверью, но без окон. Нащупав висевший на шее ключ, он открыл висячий замок и включил свет.
— Оружие, — произнес он, указав на деревянные ящики, уложенные штабелями вдоль стен. — Не бойтесь. Для вас они не представляют угрозы, — с этими словами он подошел к первому и похлопал по крышке, которая крепилась тонкими полосками жести. Никаких гвоздей, никаких шурупов — особенно после того инцидента.
Ни Гиммлер, ни Каммлер не осмелились переступить порог. Разочарованный, Волленштейн погасил свет, захлопнул дверь и вернул на место замок.
— Впечатляет, — произнес Гиммлер, отступая от двери и поплотнее запахивая пальто. Стоявший рядом с ним Каммлер сунул руку в карман и извлек портсигар. Руки его явно не слушались, потому что он несколько секунд пытался вытащить сигарету и потом еще столько же времени пытался ее раскурить. Было почти полнолуние, и Волленштейну были хорошо видны его спутники. Пока Каммлер курил, Гиммлер жестом указал на облачко на ночном небе. Странно, подумал Волленштейн, что рейхсфюрер не выговорил Каммлеру за курение.
— Думаю, теперь нам можно вернуться в дом, — сказал он. — У меня есть несколько бутылок отменного красного вина.
Каммлер обернулся к телохранителям и что-то им буркнул. Те тотчас растворились в темноте. А вот жирный тип из СД остался стоять на месте. Щелкнув зажигалкой, он закурил толстую сигару.
— Мы могли бы поговорить и здесь, если вы не против. Лишние уши нам ни к чему, — произнес Каммлер.
На какой-то миг Волленштейн подумал, что Каммлер отослал остальных лишь потому, что сейчас вытащит пистолет, поставит его на траве на колени и пристрелит. За пропажу евреев.
— У обергруппенфюрера имеются некоторые сомнения относительно ваших… как вы их там называете, Ганс?
— «Могильщики», рейхсфюрер, — услужливо подсказал Каммлер. Волленштейн терпеть не мог, когда Каммлер называл его бактерии «могильщиками». Это прозвище казалось ему каким-то детским. Или по-детски примитивным. Хотя на самом деле ничего не могло быть дальше от правды.
— Да-да, оно мне нравится. И главное, его легко запомнить, — ответил Гиммлер. — Скажу честно, герр доктор, то, что я увидел здесь, выше всяческих похвал, тем более если учесть, с чем вы работаете. Гейдрих был прав, когда проворачивал свои сделки с япошками. Вы гений. Вы истинный гений.
У Волленштейна словно камень с души свалился. Он даже не знал, что на это ответить, и потому ограничился лишь кратким «спасибо». Неожиданно он увидел для себя возможность поделиться своими замыслами.
— Мы должны использовать самолет, герр рейхсфюрер, чтобы опылить Англию прежде, чем противник решится на высадку.
Каммлер фыркнул. Впрочем, если чье-то мнение и значило, то только мнение Гиммлера. Но рейхсфюрер молчал. Эти несколько мгновений показались Волленштейну вечностью.
— Скажите, эти ваши самолеты готовы? — наконец спросил он.
На этот раз с ответом не стал спешить уже сам Волленштейн.
— Я же вам говорил, — подал голос Каммлер откуда-то из-за облака табачного дыма. Но Гиммлер поднял руку, и тот умолк.
— Вторжение англо-американских войск состоится в самое ближайшее время, герр доктор, — сказал Гиммлер. — Судя по донесениям СД, уже в этом месяце. И если ваши самолеты не будут готовы до того, как вражеские войска погрузятся на корабли…
Волленштейн знал, что перебивать рейхсфюрера не следует, и все же…
— Антидот готов, — солгал он. — Нам осталось лишь одно: запустить его в производство. Даже если они отплывут из Англии до того, как у нас все будет готово, мы можем уничтожить их здесь, теми же самыми самолетами. Прямо здесь, на французском побережье.
— Всякий раз вы поднимаете тему Tiefatmung, [17] Глубокое дыхание (нем.).
— подал голос Каммлер. Он не удержался и вставил в свою фразу прозвище, которое дал стрептомицину Волленштейн, Tiefatmung. — Всякий раз.
Гиммлер покачал головой.
— Обергруппенфюрер прав. Вы бы только испортили германскую кровь, — добавил Гиммлер. — Нет, уж лучше пусть они болеют у себя дома. Там, где эта ваша зараза нам не грозит.
— Но с антибиотиком ситуация кардинально меняется, и…
Каммлер бросил окурок в траву.
— Мое мнение — однозначное «нет».
— Но…
— Полностью исключено, герр доктор, — невозмутимо изрек рейхсфюрер. Голос Гиммлера звучал спокойно, без единой нотки гнева или раздражения. И все же Волленштейн уловил перемену его настроения. Это все Каммлер. Это он науськал рейхсфюрера, настроил против его планов.
Читать дальше