Стивен Кинг - Возрождение

— Буду.

И, вспомнив, я добавил:

— Стопудняк!

Он вернулся к своему печально опустевшему верстаку и запаковал последнее, что там оставалось, — пару больших квадратных батарей, которые он называл «сухими элементами». Закрыв крышку ящика, он принялся обвязывать его двумя кусками толстой веревки.

— Конни хотел тоже прийти и сказать вам спасибо, но у него сегодня… кажется, хоккейная тренировка. Или что-то такое.

— Ничего страшного. Да и сомневаюсь, что я ему чем-то помог.

Я был потрясен.

— Вы вернули ему голос, Господи Боже! Вылечили его своим прибором!

— Да-да. Мой прибор.

Он завязал вторую веревку и туго стянул узел. Под засученными рукавами перекатывались впечатляющие мускулы. Раньше я их не замечал.

— Электрический нейростимулятор.

— Вы должны его продать, преподобный Джейкобс! Заработаете кучу денег.

Он оперся локтем на ящик, положил голову на ладонь и посмотрел на меня.

— Ты так считаешь?

— Да!

— Я в этом сильно сомневаюсь. И сомневаюсь, что мой ЭНС имеет какое-то отношение к исцелению твоего брата. Видишь ли, я его смастерил в тот же день. — Он засмеялся. — И приделал к нему маленький японский моторчик из Робота Роско, игрушки Морри.

— Правда?

— Правда. Идея-то верная, я это чувствую, но такие модели, собранные на коленке, без экспериментов, проверяющих промежуточные этапы, очень редко работают как надо. Но я считал, что у меня есть шанс, потому что ни минуты не сомневался в диагнозе доктора Рено. Растяжение нерва, не более того.

— Но…

Он подхватил ящик. Мышцы на его руках вздулись, выступили вены.

— Пойдем со мной, малыш.

Я пошел к машине вслед за ним. Он поставил ящик возле заднего крыла, заглянул в багажник и сказал, что придется переставить чемоданы на заднее сиденье

— Возьмешь маленький, Джейми? Он не тяжелый. Когда едешь далеко, лучше путешествовать налегке.

— А куда вы поедете?

— Понятия не имею. Наверно, почувствую, когда доберусь до места. Если, конечно, эта колымага не сломается. Она жрет столько бензина, что может осушить весь Техас.

Он переставил чемоданы внутрь «Форда». Потом, крякнув от натуги, забросил ящик в багажник, захлопнул крышку и прислонился к ней, внимательно глядя на меня.

— У тебя прекрасная семья, Джейми, и прекрасные родители, которые в самом деле внимательны к своим детям. Если бы я попросил их описать вас, они бы наверняка сказали, что Клер — заботливая, Энди любит покомандовать…

— Вот это уж точно.

Он усмехнулся.

— В каждой семье такой есть. Они сказали бы, что Терри любит мастерить, а ты — мечтать. Как бы они описали Кона?

— Он любит учиться. Или петь народные песни — с тех пор, как у него есть гитара.

— Может быть, но вряд ли это пришло бы им в голову в первую очередь. Ты обращал внимание на ногти Кона?

Я засмеялся.

— Он грызет их как подорванный! Один раз папа обещал ему бакс, если он продержится неделю, но Кон не смог.

— Кон — нервный, Джейми. Вот что сказали бы твои родители, если были бы полностью откровенны. Тот из детей, который к сорока годам наживет язву. Когда его ударили лыжной палкой по горлу так, что пропал голос, он начал волноваться, что онемеет навсегда. Голос не возвращался, и Кон решил, что так теперь и будет.

— Доктор Рено сказал…

— Рено — хороший врач. Внимательный. Он мигом приехал к нам, когда Морри подхватил корь, и потом, когда у Пэтси была… женская проблема. И оба раза вел себя как настоящий профи. Но у него нет той уверенности в себе, которую излучают лучшие терапевты, когда говорят: «Это пустяки, вы мигом выздоровеете».

— Но он как раз так и сказал!

— Да только Конрад ему не поверил, потому что Рено не умеет убеждать. Он умеет лечить тело, но мозг? Не очень. А исцеление наполовину происходит в мозгу. Или даже больше, чем наполовину. Кон подумал: «Он мне лжет, чтобы я привык жить без голоса. А потом скажет всю правду». Так уж твой брат устроен, Джейми. Он живет на нервах, а у таких людей случается, что их разум обращается против них.

— Он сказал, что не пойдет со мной к вам, — сказал я. — Я соврал.

— Вот как?

Непохоже было, чтобы Джейкобс удивился.

— Да. Я его попросил, но он боится.

— Никогда не сердись на него за это, — сказал Джейкобс. — Боязливые люди живут в своем личном аду. Можно сказать, что они сами его создают, — вот как Кон сам вызвал свою немоту, — но это не их вина. Так уж они устроены. И заслуживают нашего сочувствия и сострадания.

Он обернулся к пасторскому домику, который уже выглядел покинутым, и вздохнул. Потом снова повернулся ко мне.