Стивен Кинг - Возрождение

— Вам нравится ходить на эти собрания, верно? — спросил отец. Мне показалось, что в его голосе звучало легкое удивление.

— Да! — ответил я. — У нас сегодня была где-то тысяча вопросов по Библии, а потом мы катались на санках! Миссис Джейкобс тоже с нами каталась, только она все время падала.

Я засмеялся, и он посмеялся вместе со мной.

— Это здорово, но ты там чему-нибудь учишься, Джейми?

— Воля человека должна быть продолжением воли Господа, — повторил я сегодняшний урок, как попугай. — А еще, если соединить проводом положительный и отрицательный полюса батареи, будет короткое замыкание.

— Верно, — согласился отец, — поэтому надо быть очень осторожным, когда «прикуриваешь» двигатель. Но я не вижу, какая тут связь с христианством.

— Это про то, что если делаешь что-то плохое, потому что думаешь, что от этого получится что-то хорошее, то ничего не выйдет.

— А! — Отец взял последний номер «Машины и водителя» с крутым «Ягуаром» на обложке. — Знаешь, как говорят, Джейми: дорога в ад вымощена благими намерениями.

Секунду подумав, он добавил:

— И освещена электрическими фонарями.

Он рассмеялся, и я присоединился к нему, хотя и не понял шутки. Если, конечно, это была шутка.

Энди и Кон дружилис братьями Фергюсонами, Нормом и Хэлом. Мы их называли городскими, то бишь нездешними. Фергюсоны жили в Бостоне, поэтому общение с ними обычно ограничивалось летними каникулами. У семьи был коттедж на Обзорном озере, где-то в миле от нашего дома. Познакомились две пары братьев в летней библейской школе, на еще одном церковном мероприятии.

У Фергюсонов был семейный абонемент в загородном клубе «Козья гора». Иногда они заезжали за Коном и Энди на своем универсале и отвозили их поплавать в тамошнем бассейне и пообедать. Бассейн, по словам моих братьев, был в тысячу раз лучше пруда Гарри. Ни Терри, ни мне не было до этого никакого дела — нам с друзьями вполне хватало местного лягушатника, а вот Клер сгорала от зависти. Очень уж ей хотелось посмотреть, «как живут другие».

— Живут, как все, золотце, — сказала ей как-то мама. — Тот, кто сказал, что богачи — не такие, как мы с тобой, ошибался.

Клер, прогонявшая белье через выжималку нашей древней стиральной машины, скорчила гримаску.

— Вот уж вряд ли, — ответила она.

— Энди говорит, что в бассейне девочки плавают в бикини, — вставил я.

Мама фыркнула.

— Тогда уж пускай в исподнем плавают.

— А мне бы хотелось иметь бикини, — сказала Клер. Видимо, это была одна из провокаций, которые так любят семнадцатилетние девушки.

Мама ткнула в нее пальцем с покрытым пеной и коротко подстриженным ногтем.

— Именно так, дорогая моя, девочки и беременеют.

Эту подачу Клер отбила мастерски.

— Тогда, может, тебе не стоит отпускать туда Энди с Коном, чтобы девочки не забеременели от них.

— Цыц, — сказала мама и покосилась на меня. — У маленьких кувшинов большие уши.

А то я не знал, как беременеют девочки! Секс. Мальчики ложатся сверху на девочек, и трутся о них, пока им не становится хорошо . А когда это происходит, из их краников выливается некая жидкость под названием конча. Она впитывается в живот девочки, а через девять месяцев приходит время пеленок и колясок.

Родители не перестали отпускать Кона и Энди в клуб пару раз в неделю, несмотря на завистливое ворчание моей сестрицы. Когда в 1965-м Фергюсоны приехали на февральские каникулы и пригласили моих братьев покататься на лыжах, родители тут же их отпустили. На крыше универсала потрепанные лыжи Кона и Энди присоединились к новеньким и блестящим лыжам Фергюсонов.

Когда братья вернулись, горло Кона пересекал ярко-красный рубец.

— Ты что, сошел с трассы и вмазался в ветку? — спросил его вернувшийся домой к ужину отец.

Будучи отличным лыжником, Кон возмутился.

— Да что ты, папа! Мы с Нормом катались наперегонки. Мы мчались бок о бок, как черти…

Мама пригрозила ему вилкой.

— Прости, мам, как ракеты. Норм налетел на кочку и почти потерял равновесие. Он выбросил руку вот так, — Кон показал, как, едва не сбив свой стакан с молоком, — и палкой попал мне по горлу. Болело, как… в общем, сильно, но сейчас стало лучше.

Да только лучше не стало. На следующий день ярко-красный рубец превратился в синюшный ошейник, и Кон охрип. К вечеру он мог лишь шептать. А два дня спустя онемел совсем.

Гиперэкстензия шеи, приведшаяк растяжению гортанного нерва. Таков был диагноз доктора Рено. Он сказал, что ему уже такое встречалось, и что через пару недель голос Конрада начнет восстанавливаться. К концу марта, сказал доктор, Конрад будет как новенький, так что волноваться не о чем. Ну да, ведь у самого доктора с голосом было все в порядке. В отличие от моего брата. Уже наступил апрель, а Кон по-прежнему писал записки и жестами показывал, что ему надо. В школу он упорно продолжал ходить, пусть даже одноклассники над ним и подшучивали, особенно с тех пор как Кон решил проблему участия на уроках при помощи написанных на ладонях слов «да» и «нет». Еще у Кона был целый ворох карточек, на которых он написал печатными буквами фразы посложнее. Больше всего одноклассники потешались над вопросом «Можно в туалет?».