Стивен Кинг - Возрождение

Мы завели Джейкобса на крыльцо, поддерживая с обеих сторон. Ветер развевал жалкие остатки его волос. Он по-прежнему держал трость и крепко прижимал к груди шкатулку красного дерева. Я услышал какой-то шорох, обернулся к Скайтопу и увидел, как ветер гонит по склону и сбрасывает с обрыва обломки гранита, отколотые предыдущими грозами.

Когда мы зашли внутрь, Дженни никак не могла закрыть за нами дверь. Мне это удалось, хотя и стоило больших усилий. После этого вой ветра немного утих. Я слышал, как поскрипывает деревянный скелет коттеджа, но он казался достаточно прочным. Вряд ли его могло сдуть ветром, а железный прут притянет все молнии, бьющие поблизости. По крайней мере я на это надеялся.

— В кухне есть полбутылки виски. — Джейкобс запыхался, но в остальном был спокоен. — Если только вы его не прикончили, мисс Ноултон.

Дженни покачала головой. Она побледнела, расширенные глаза блестели — не от слез, а от страха. Она подпрыгивала от каждого удара грома.

— Налей мне чуть-чуть, — велел мне Джейкобс. — На один палец. И себе и мисс Ноултон тоже. Выпьем за успех нашего предприятия.

— Я не хочу пить и не хочу никаких тостов, — сказала Дженни. — Я хочу одного: чтобы все это закончилось. Как я могла в это ввязаться?

— Иди, Джейми, — сказал Джейкобс. — Три порции. И поживей. Время не ждет.

Бутылка стояла на столе у раковины. Я взял три стакана и плеснул в каждый понемногу. Пил я очень редко, опасаясь, что алкоголь приведет меня обратно к наркотикам, но в этот раз он был мне необходим.

Когда я вернулся в гостиную, Дженни там не было. В окнах сверкали голубые вспышки молний; лампы то гасли, то снова ярко вспыхивали.

— Ей пришлось отлучиться к нашей пациентке, — сказал Джейкобс. — Я выпью ее порцию. Если, конечно, ты не захочешь.

— Вы отослали меня в кухню, чтобы с ней поговорить, Чарли?

— Чепуха.

Здоровая половина его лица улыбалась; другая оставалась серьезной и настороженной. «Ты знаешь, что я лгу, — словно бы говорила эта половина, — но теперь уже поздно. Так ведь?»

Я подал ему стакан, а тот, что предназначался Дженни, поставил на столик у дивана с художественно разбросанными журналами. Мне пришло в голову, что, возможно, я впервые вошел в Астрид на том самом месте, где теперь стоял столик. «Не двигайся, милый, — сказала она, а потом: — Это чудесно».

Джейкобс поднял стакан:

— Выпьем за…

Я опрокинул свой раньше, чем он успел закончить.

Он взглянул на меня с упреком и выпил содержимое стакана, за исключением одной капли, стекшей из парализованного уголка рта.

— Я вызываю у тебя омерзение, да? Мне очень жаль. Ты и не представляешь, насколько.

— Не омерзение — страх. Меня пугает любой человек, который заигрывает с силами, неподвластными его пониманию.

Он взял стакан, который предназначался Дженни. Стекло увеличило парализованную половину его лица, как лупа.

— Я мог бы возразить, но стоит ли? Гроза почти дошла до нас, а к тому времени, как небо снова прояснится, мы будем квиты. Имей мужество признаться хотя бы, что тебе любопытно. Любопытство сыграло большую роль в том, что ты здесь. Ты хочешь знать . Как и я, как и Принн в свое время. Против воли здесь находится только бедная Дженни. Она расплачивается по долгу любви. И это придает ей благородство, на которое мы не можем претендовать.

Дверь позади него открылась. Я уловил запахи болезни — моча, лосьон, средство для дезинфекции. Дженни закрыла за собой дверь, увидела стакан в руке Джейкобса и выхватила его. Она проглотила виски с гримасой, от которой у нее на шее вздулись мышцы.

Джейкобс склонился над своей тростью, пристально глядя на сиделку.

— Могу ли я заключить…

— Да.

Загрохотал гром. Она вскрикнула и выпустила стакан из рук. Он покатился по ковру.

— Возвращайтесь к ней, — сказал Джейкобс. — Мы с Джейми очень скоро к вам присоединимся.

Дженни молча вернулась в комнату больной. Джейкобс повернулся ко мне.

— Слушай меня очень внимательно. Когда мы войдем, слева от тебя будет бюро. В верхнем ящике — револьвер. Его добыл для меня Сэм, охранник. Вряд ли тебе придется пустить его в ход, но если придется, Джейми… не раздумывай.

— С какой стати я…

— Мы говорили о некой двери. Эта дверь ведет в смерть. Рано или поздно каждый из нас сжимается, и от него остается только разум и дух. И в таком виде мы проходим в нее, оставляя тела позади, как сброшенные перчатки. Иногда смерть естественна и милосердна; она кладет конец страданиям. Но слишком часто она является как убийца, бесчувственный, жестокий, лишенный сострадания. Мои жена и сын, чьи жизни унес бессмысленный случай, — тому пример. Как и твоя сестра. Три человека из миллионов. Большую часть жизни я выступал против тех, кто пытается объяснить эту глупость и бессмысленность болтовней о вере и детскими сказками про небеса. Эта чушь никогда меня не утешала, и я уверен, что тебя тоже. И все же… что-то там есть.