Андреас Эшбах - Видео Иисус

И вот — это!..

Вначале на экране очень долго плясали радужные разводы, напоминающие те, что переливаются на компакт-диске, если поворачивать его против света.

— Это будет длиться минут двадцать пять, — прокомментировал профессор. — Возможно, запись оказалась не такой стойкой, как уверяли производители.

Постепенно стало проявляться изображение — шаткая картинка, снятая любителем. Ландшафт — палестинский или греческий, без особенных признаков. Люди, одетые в грубые, простые одежды. Наконец камера была направлена на мужчину с длинными, волнистыми волосами, узким лицом и чётко очерченным носом, обескураживающе похожего на распространённые изображения Иисуса Христа. Он сидел за столом с несколькими другими мужчинами и что-то ел, а разношёрстная толпа народа теснилась вокруг.

Эйзенхардт недовольно поднял брови. Что всё это значит? Он ожидал увидеть Нагорную проповедь, или насыщение пяти тысяч людей пятью хлебами, или как Иисус идёт по воде. Или — при этой мысли у него мороз шёл по коже — саму казнь на кресте. Улетая в Лондон, он прихватил с собой свою старую, ещё конфирмационную, но так и не пригодившуюся до сих пор Библию, ещё раз просматривал в самолёте все Евангелия и спрашивал себя, какие из всех этих легендарных событий мог снять на видео путешественник во времени. В конце концов, он был единственным человеком, который точно знал, что произойдёт, и можно было ожидать, что он разумно распределит имеющееся в его распоряжении съёмочное время.

Но этот человек не нашёл ничего лучшего, как снимать Иисуса — якобы Иисуса, — как он ест и пьёт и разговаривает с людьми, которые сидят вместе с ним за столом?

Писатель откинулся назад и скрестил руки на груди. Всё это было смешно. И из-за этого весь сыр-бор, вся эта заваруха? Он чувствовал, как свинцовое разочарование давит ему на плечи, на грудь, на всё тело. Он чувствовал себя почти как в тот давний момент, когда он сделал предложение своей первой возлюбленной — и она ему отказала.

Всё это неправда, — подумал он. — Профессор снова обвёл нас вокруг пальца.

Для Стивена Корнелиуса Фокса, двадцати четырёх лет, неженатого, родившегося в штате Мэн, США, студента, изучающего американскую экономику, и по совместительству владельца фирмы, разрабатывающей программные продукты, это утро в Барнфорде, Южная Англия, изменило всю его жизнь.

Когда заработал видеомагнитофон, он впился глазами в экран и спрашивал себя, почему ничего не чувствует — ни триумфа, ни волнующего предвкушения, ничего. Он сидел и смотрел, как будто всё это его вообще не касалось. Все ожидания и предчувствия, которые в последние недели заставляли его кровь закипать, вдруг бесследно испарились, облетели, как лепестки отцветшего цветка. Если он что-то и чувствовал вообще, то лишь печаль, что поиск уже позади. Теперь, значит, надо искать новую цель, заслуживающую того, чтобы преследовать её, потом следующую, а затем ещё одну, и так далее? Это была странная опустошающая печаль, уже не хотелось смотреть это видео.

Ему снова вспомнились слова аббата, которые тот произнёс в катакомбах монастыря в Негев, о святыне, так называемом «зеркале». Это значит, что тот, кто в него взглянет, больше не останется таким, каким был прежде. Что бы там ни отразилось, это изменяет человека навсегда. В нём поднялась волна паники. Да, он боялся, ему было не по себе. Ему вдруг стало страшно смотреть этот фильм.

Но он остался сидеть на месте.

Когда изображение появилось, на экране показался освещенный ярким солнцем ландшафт, каким он остался в его воспоминаниях об Израиле, только зеленее, сочнее. Камера, примерно на уровне живота, дико раскачивалась, выхватывая каких-то мужчин и женщин, одетых преимущественно в серо-коричневые старинные одеяния. Неужто один из этих мужчин Иисус? И если да, то который?

Камеру установили на стол, потом повернули в другую сторону. Кувшины и бокалы убрали из поля зрения перед объективом, чтобы не загораживать человека, который сидел во главе стола и ел. В это мгновение он поднял глаза немного поверх камеры — возможно, на того, кто её принёс и устанавливал, потом прямо в объектив — так, как будто знал совершенно точно, что здесь происходит.

Эти глаза… Стивен испуганно замер. Это были большие, чёрные глаза, глубокие, как бездонные колодезные шахты, как пропасть. Голова начинала кружиться, если долго смотреть в них. Каким-то непостижимым образом этот человек был целиком здесь, полностью отдаваясь тому, что он делал, и вместе с тем он был не от мира сего. Он отламывал хлеб, макал его в чашку и ел, и каждое его движение было поразительно величественно.