Андрей Федоров - Зомби

— Что ты на меня вякаешь?! Я приехала, а тут…

— Тихо! Ты на меня не наступай. Ты приготовься к обороне.

— Это еще что?!

Но Любка прошла на кухню и села напротив. И видно стало, что чуть иначе она встревожена. Не только, как показалось Роальду, беспорядком в квартире, не только странным поведением капитана…

— А ножку эту я отстрелил. Вот из этого. Там в стене и пуля где-то под тахтой сидит.

Вот теперь совсем насторожилась. Руки на коленях. Поза примерной кошки. Кошки домашней, послушной, внимательной.

— Ты тут стрелял? В кого же? Бандиты забрались?

— Да. Тут был один посторонний. Я думаю, что посторонний.

— Ты уже сообщил? Кто был? Что взяли?

— Думаю, ничего. И я не сообщал. Решил, что лучше нам с тобой все обсудить и выяснить. Потому, что ты этого человека знаешь лучше меня. И чем он опасен, и как с ним бороться.

— Я?! Ты уверен, что я знаю? Кто же это?

Любушка-голубушка. Полненькая дамочка лет двадцати шести. «Самые стройные ножки в нашей шараге», во-первых. Самая «стойкая» грудь в нашем квартале, во-вторых. Да и вообще: глазастая, зубастая… горластая. Горяча-а! Это главное, капитан? А вообще-то вульгарная дамочка, если честно. Вот как ты, капитан, теперь думаешь? Повернулась к тебе избушка задом? А может, раньше тоже так думал, да не вдумывался? Ладно. Попробуем.

— Я вот с чего хочу начать. Мне хотелось бы знать, у кого из твоих родных или знакомых есть ключи от квартиры? Кроме меня.

— У меня родных нет, ты знаешь. Я тогда для верхнего замка три заказала. И от нижнего у меня три. Один тогда потеряла…

— А от верхнего?

— Точно не знаю. Надо посмотреть. А что взяли? Взяли что-нибудь?!

— Думаю, ничего. Я все подробно не осматривал. Здесь совсем не в этом дело. Но к тебе сегодня заходил посторонний, и не один раз. Кто бы это мог быть. Подумай.

— Роалик! Чего мне думать?! Если только кто ключ тот нашел. Я никому третий ключ не давала! Точно! А как ты…

— Ты знаешь «жреца»?

— Жреца? Это кто?! Жрец?!

Трижды громко повторенное слово. Пакостное, страшное. Аж латунный арабский поднос звякнул — отозвался, и в нем в мутно-желтом, в сетке узоров, в смазанной, перекошенной, изжеванной неверным отражением кухне дрогнули две бледные фигуры — Роальд и Любка.

Но видно было капитану, что Любка «жреца» не знает. Не слышала такого прозвания. Теперь эта ее реакция — вроде как тест, составляющая некоего «детектора лжи», который на ходу строит для Любки капитан. Кажется, вполне искреннее удивление? Попробуем дальше.

— А Матюшенко Федора Петровича тоже не знаешь?

— Какого еще?! Даже и не слышала! Ты что, Роальд?

«Тест», кажется, готов? Засечено, как приподнялась бровь, как повели себя руки на коленях. Что дрогнуло (а вернее, не дрогнуло) в глазах, как искривилась и даже чуть выпятилась нижняя губа. Да, Матюшенко Федора Петровича ты не знаешь. И знать не можешь. Я его и сам не знаю, я его только что выдумал.

— Не знаешь?! А Илью Михайловича?

— Кого?!

— Илью Михайловича Маркина.

— Илью… как? Максимыча?

— Я же громко и четко спрашиваю, Любаш, Илью Михайловича!

— Да понятия не имею! Я подумала, что Илью Максимыча. У нас такой работал.

Да. Тест сработал, Любаш. Не те все параметры. И бровь пошла не туда, и глаза не те (тревога в них), и пальцы на коленях обеспокоились: то врозь ползут, то друг о друга без цели трутся.

— Илью Михайловича Маркина не знаешь?! Безногого? Диабетика? Ну ты даешь!

— Безногого? Да… нет!

Зашевелила губами, думает. Грубая ошибка это, Любка-голубка! Не так их много, безногих диабетиков, чтобы губами шевелить и делать вид, что ты их всех в памяти перебираешь. Есть у тебя в памяти только один такой. Но его-то вспомнить ты не хочешь, так-то сказать!

— Странно! Совсем странно! Кстати, он сегодня утром умер. А перед смертью вызвал меня, он меня, оказывается, заочно знал и исповедоваться захотел. Терять-то уж нечего. И все-все выложил.

Ух, как ты, однако, можешь мгновенно бледнеть! Но ты держишься, Люба, на редкость все-таки прочно. Ты не хочешь признавать, что моя атака удалась. Ты не желаешь знать, что я все сейчас по твоим глазам и рукам вижу. Эх, Любовь!

— Ну и причем здесь я?! И кто он такой?! Это что? Какой-нибудь хмырь по линии той нашей с тобой общей знакомой?

Ишь ты! Молодец! Нашла ход. Об этой нашей с тобой знакомой самое время вспомнить. Напомнить! Мол, не тронь, одной веревкой повязаны! Ясно, Люба! Одного не понимаешь, что мне уже полчаса как тоже нечего терять.

— А Земнухова Аркадия, скажешь, и подавно не знаешь?