Франк Тилье: Головокружение

Тут резко распахнулась дверь и раздался звук, похожий на звук падающего льда. У себя в углу я весь подобрался, подтянул колени к груди и наморщил лицо. Замерев, я понял, на кого сейчас похож: такая реакция бывает у зверя, загнанного в угол клетки. Против света я увидел только темный силуэт и красную точку посредине: огонек сигареты. Передо мной стоял усатый полицейский, кошмар моей жизни. Он прислонился к стенке возле двери и с удовольствием затянулся.

– Не думай, что тебе удастся уйти от суда, прикинувшись психом. Со мной эти штучки не пройдут.

– Я не сумасшедший. Я сказал правду.

Полицейский отбросил сигарету и поднял меня с пола за шиворот:

– И я должен такую правду рассказать жене того человека, которого ты сожрал?

Он толкнул меня к выходу. Я нагнулся, поднял брошенный окурок и со вздохом облегчения отступил к стене.

– Никогда ничего не бросай… Это мне мама советовала в юности. А в блокгаузе вы находили окурки?

– Не в блокгаузе, а в кармане твоей куртки, вместе с пустой пачкой «Голуаз».

Я победно стиснул кулаки:

– А вы знаете, что я не курю?

– У тебя в крови обнаружили следы никотина.

– Ну да, верно… Я пробовал курить там, внизу. Но это исключение… Я по телевизору слышал, что по окурку можно определить, кто выкурил сигарету. По ДНК. Это правда?

– Правда.

– Я собрал все окурки от сигарет Фарида. Этого должно быть достаточно, чтобы его найти по картотеке. Он был правонарушителем, и его наверняка знали ваши службы. А если вы докопаетесь до него, он приведет вас к Максу Беку. Приятели Фарида его видели, этот Бек им заплатил, чтобы они избили мою собаку. И вы убедитесь, что я сказал правду.

Губы полицейского потонули в усах, он задумался. Я явно сбил его с толку.

– Резонно, – сказал он. – В наши дни можно делать удивительные вещи. Проблема только в том, что у тебя во внутреннем кармане куртки нашли всего один окурок.

– Этого что, недостаточно?

– Конечно достаточно. Мы произвели анализ слюны на ДНК. И эта ДНК твоя.

Семь лет спустя.

Урна с прахом Франсуазы покоится на моих усталых коленях. Утро нынче прохладное, но весна уже озаряет долину своим светом. Мы в последний раз вместе любуемся этими местами, исторгнутыми из чрева земли. Внизу, чуть в стороне, как на китайской картинке теней, вырисовываются горы, на которые я уже никогда не взойду. Мои горы… Я их так любил…

Семь долгих лет, проведенные в психиатрической клинике, кончились тем, что я все-таки признал, что все выдумал. И моя невероятная история была просто завихрением сознания по причине груза юношеских проблем и гибели друга на моих глазах на Сиула-Гранде. В 2011 году экспертная комиссия признала меня невменяемым. Процесс закончился закрытием дела за отсутствием состава преступления по причине психического расстройства подсудимого. Короче, специалисты, собранные по моему делу, пришли к заключению: «приступ острого бреда». И они же теперь признали меня «стабильным» и не представляющим опасности для общества.

Теперь, через семь лет, все видится таким далеким, размытым. Словно то подземелье и не существовало никогда, а действительно было чистейшей выдумкой, настолько вся эта история кажется мне нынче нереальной. Я часто перечитываю свой роман «Тьма», написанный в больнице. Он в общих чертах воспроизводит все, что память сочла нужным высветить с непонятной четкостью. Каждый день, каждую ночь, которые дает мне Бог, я цепляюсь за эти детали как за спасительный плот.

Мы с Максом – двое во всем мире, кто знает, что этот ужас действительно существовал. Мы существуем, и мы знаем. И это самое важное.

Ни медики, ни полицейские так и не смогли назвать реальных мотивов, побудивших меня убить, а потом съесть донора костного мозга для моей жены. Версии со страховкой и с какой-то непонятной местью отпали сами собой. У них не было никакого логического объяснения, кроме того, что предложил им я, но моему объяснению они не верили. Странно, но именно тот факт, что я сожрал Фреда Фонте, то есть донора, избавил меня от тюрьмы. Человек «нормальный» никогда бы такого не сделал.

Они несколько раз обозвали меня «каннибалом», и это было хуже всего.

Опершись на маленькую урну из орехового дерева, я с трудом выпрямился. Старею, явно старею. Легкий ветерок шевелил мне волосы и напоминал, что пора закончить с эти делом. Сделать последний шаг в надежде на то, что дальше будет лучше. Удостоверившись, что внизу нет туристов, я встал на четвереньки, как старая собака, которая когда-то искала в лесу трюфели, и подполз к обрыву. Лоб покрылся каплями пота, зубы скрипнули, движения замедлились, и я начал дрожать, застыв на месте, не в силах пошевелиться.