Уильям Хортсберг - Сердце ангела. Рассказы

— Поберегите свое здоровье, док, не заставляйте меня выбивать из вас правду.

— Я рассказал все, что мог.

— Почему вы покрываете Келли?

— Вовсе не покрываю. Я почти не знал его, я…

— Не будь ты таким старым пердуном, я расколол бы тебя, как пустой орех. — Он попытался было вырваться, но я затянул на нем узел галстука чуть сильнее. — Ну к чему такие грубости, когда все можно сделать гораздо проще. — В налитых кровью глазах Фаулера сквозил неприкрытый ужас. — А вы уже в холодном поту, док. Видно, ждете не дождетесь, пока я исчезну, чтобы взяться за свою отраву в холодильнике?

— Каждому нужно что-то, помогающее забыть. — прошептал он.

— А я не хочу, чтобы вы забывали. Хочу, чтобы вспомнили, док. — Я взял его за руку и повел прочь из кухни. — Вот почему мы пойдем сейчас наверх, в вашу комнату, где вы полежите и подумаете как следует, пока я схожу куда-нибудь перекусить.

— Что еще вам нужно? У Келли были темные волосы и тонкие усы, под стать Кларку Гэйблу.

— Этого маловато, док. — Я силой втащил его по лестнице за воротник твидового пиджака. — Пара часов хорошей ломки поможет освежить тебе память.

— Он всегда дорого одевался, — взмолился Фаулер.

— Строгие костюмы, ничего яркого.

Я втолкнул его в узкую дверь его спартанской спальни, и он повалился вперед, на кровать.

— Подумайте как следует, док.

— У него были отличные зубы. Очаровательная улыбка. Пожалуйста, не уходите…

Я закрыл за собой дверь и повернул длинный ключ в замке. Такими ключами пользовалась моя бабушка, храня свои секреты. Я опустил его в карман и, посвистывая, сошел вниз по лестнице.

Я вернулся в дом доктора Фаулера после полуночи. Свет еще горел в спальне. То, что этой ночью доку не удастся хорошо выспаться, мою совесть не тревожило. Я прекрасно поужинал в гриле и посидел в кинотеатре на двухсерийном фильме от начала до конца, не испытывая при этом ни малейшего сострадания. Такая уж у меня бессердечная профессия.

Войдя через главную дверь, я прошел по темному коридору на кухню. Холодильник жужжал в полумраке. Сняв бутылочку с морфином с верхней полки, я направился наверх, подсвечивая путь узеньким фонариком. Дверь в спальню была крепко заперта.

— Уже иду, док! — возвестил я, нашаривая в кармане ключ. — Я принес вам вашу конфетку.

Повернув ключ, я открыл дверь. Доктор Альберт Фаулер не произнес ни слова. Он лежал на своей постели, опираясь на подушки. Левой рукой он прижимал к груди фотографию женщины, а в другой держал «Уэбли-Марк 5».

Пуля вошла в правый глаз. От сотрясения он наполовину выскочил из глазницы, делая дока похожим на пучеглазую тропическую рыбку.

Я коснулся тыльной стороны его ладони — она была холодной. Прежде чем потрогать еще что-нибудь, я поставил на пол мой «дипломат», извлек из внутреннего кармана с клапаном пару хирургических перчаток из латекса и надел их.

Что-то здесь было не то. Довольно странный способ покончить с собой выстрелом в глаз, но предположим, что медики разбираются в подобных вещах лучше меня. Тогда я попытался представить себе дока с перевернутым «Уэбли» в руке, откинувшего назад голову, как будто для того, чтобы закапать себе глазных капель. Это совсем не походило на правду.

Дверь однако была заперта, а ключ находился у меня в кармане. Самоубийство — единственное логическое объяснение. «Если глаз твой — враг твой…» — бормотал я, пытаясь найти выпадающую из общей картины деталь. Комната выглядела точь-в-точь по-прежнему, военный гребень и зеркало лежали на бюваре, а нетронутый запас носков и белья — в ящиках.

Я поднял с прикроватного столика кожаную Библию, и на коврик высыпались патроны из открытой коробки. Книга была пустой внутри, «кукла». Я был такой же набитой «куклой», не найдя патронов раньше. Подняв их с пола и выудив закатившиеся под кровать, я вернул их вместе с коробкой на место, в пустую Библию.

Я прошелся по всей комнате с платком, вытирая все, к чему прикасался во время предыдущего обыска. Полиции Пафкипси вряд ли понравится то, что заезжий сыщик вынудил к самоубийству местного выдающегося гражданина. Я повторял себе, что они не будут искать отпечатки пальцев, если констатируют самоубийство, но продолжал тереть все вокруг платком.

Вытерев дверную ручку и ключ, я закрыл дверь, оставляя ее незапертой. Внизу опорожнил пепельницу в карман своего пиджака, отнес ее на кухню и вымыв, поставил на подставку рядом с тарелками. Я убрал в холодильник морфин и картонку с молоком и тщательно прошелся платком по всей кухне. Затем отступил назад, до самого подвала, протирая за собой перила и ручки. Но со скобой на двери сарая делать было нечего. Хотя я и поставил ее на место, втолкнув шурупы в ноздреватое, точно губка, дерево, любой, делающий свою работу как следует, сразу заметит следы взлома.