Дэвид Линн Гоулмон - Левиафан

— Конечно, я этого не делала. Неужели одно то, что я была с ней знакома много-много лет назад, делает меня предательницей? — произнесла Вирджиния, отходя от окна и наступая на директора.

— Пожалуйста, не надо, здесь никто никого и ничего не предавал. — Капитан покинула балкончик, направляясь вниз по винтовой лестнице, держась за перила и не сводя глаз с группы гостей. — Джинни способна предать родную страну ничуть не больше… — помедлив, она устремила взгляд на Найлза, — чем собственных друзей. Нет, единственное, в чем ей нельзя отказать, так это в преданности — пожалуй, даже излишней.

Остановившись, Вирджиния тяжело опустилась на стул за большим столом.

— Нет, доктор, она не тот, кого вы ищете, но ее имя послужило для того, чтобы сбить вашу службу безопасности со следа, так сказать, — проронила Александрия с едва заметным намеком на улыбку.

Кивнув Саре, Найлз подошел к Вирджинии и сел рядом:

— Почему ты мне не сказала?

Подняв глаза, доктор Поллок увидела отражение своего лица в очках Найлза. И увиденное ей не понравилось.

— Я молилась, чтобы это была не она. — Вирджиния перевела взгляд с директора на капитана. — Потому что боялась, боялась до смерти. Найлз, она не блефует, и да, сенатор Ли, вы правы, она совершенно безумна, но вовсе не так, как вам, быть может, кажется.

Эрталль обернулась, и взгляд ее не понравился никому. Она смотрела на всех в упор. Потом вдруг стремительными шагами приблизилась к столу для совещаний.

— Безумна? Позвольте вам продемонстрировать истинное значение слова «безумный». — Она щелкнула выключателем, встроенным в стол. — Коммандер Сэмюэльс, проложите курс к координатам, которые мы обсуждали ранее, пожалуйста.

— Капитан, мы уже миновали центр ледового слоя. Если мы изменим курс сейчас, то…

— Проложите курс к пострадавшей зоне немедленно, — сердито приказала она в крохотный микрофончик, вмонтированный в стол. — Поднимитесь к поверхности, коммандер. Мы должны показать нашим гостям последствия человеческого безрассудства, — процедила она, медленно, но решительно нажав ладонью на интерком, не дожидаясь ответа первого помощника. Положила обе руки на стол, глядя прямо перед собой, а затем вдруг потерла виски и явственно расслабилась.

— Есть, капитан, меняем курс на триста пятьдесят семь.

Склонившись к Ли, Алиса подтолкнула его в бок:

— Ее глаза, Гаррисон.

Поглядев, сенатор понял, что имела в виду Алиса. Зрачки капитана были расширены настолько, что глаза ее стали практически черными.

Алиса взволнованно поглядела на Ли, и даже Фарбо прекратил поиски бара достаточно надолго, чтобы при виде надрыва в действиях Эрталль на лице его возникло озабоченное выражение.

Понурив голову, Александрия уселась на центральный стул перед большим столом для совещаний. Откинула длинную прядь черных волос, выбившуюся из ее туго заплетенной косы. Сглотнула и подняла взгляд.

— Примите мои извинения. Некоторые слова… ну… не могут не ранить. И «безумие» — одно из них. В чем разница между этой ужасной вещью и страстью? Тончайшая линия, разделяющая их, делает их практически неразличимыми противоположностями.

— Алекс, твои действия вполне адекватно отражают состояние твоего рассудка. Какие же еще выводы могут сделать люди из того, что ты натворила? Да, как биологический вид мы устремлены к самоуничтожению, да, наша страна в числе самых провинившихся, но нам нужно время, Алекс, — проговорила Вирджиния.

Внезапно встав, капитан подошла к однокашнице и положила ладонь ей на щеку. В точечном свете миниатюрных прожекторов по периметру зала эта женщина с черными как вороново крыло волосами была неподдельно красивой. Она улыбнулась старой подруге.

— Время истекло, Джинни. — Взгляды их схлестнулись, и Вирджиния увидела в этих бездонных расширенных зрачках то, чего не разглядели остальные, — призыв о помощи. В душе Эрталль будто уживались два человека — то кроткий, то вдруг крайне жестокий.

Комптон и Фарбо ощутили изменение наклона палубы раньше остальных. «Левиафан» всплывал.

Вирджиния почувствовала, как рука Александрии соскользнула с ее щеки, и та снова подошла к большому смотровому окну.

Мой прапрадедушка некогда верил людям. Октавиан Эрталль вершил зло, чтобы Соединенные Штаты не сошли с мировой сцены, потому что считал, что они могли сотворить величественные дела — столь юные, столь наивные, но увидели путь и пошли по нему. И какова же награда за эту службу его приемной стране? — вопросила она, оборачиваясь к остальным. — Его друга предательски погубили, его семью убили у него на глазах, а за единственной оставшейся в живых его дочерью Оливией охотились, как за преступницей, до самой ее смерти.