Андраш Беркеши - ФБ-86

— Мне не было еще и десяти лет, когда умерла мать. С тех пор живу сам. Родственников нет. Иногда кажется, что я сойду с ума, угнетает меня одиночество. Может, именно поэтому я с головой погрузился в науку.

— И ты никогда не женишься?

— Этого я не говорю, — Иштван горьковато улыбнулся. — Но в моем нынешнем положении смешно было бы думать о женитьбе…

— Потому что тебя исключили? — спросила девушка.

— Да…

— Голубь все уладит. Ты знаешь его характер. Если возьмется за что-то — обязательно доведет до конца. У него можно учиться настойчивости, честности.

— И многому другому, — добавил парень. — Эстер, я даже не знаю, что делать, если меня не восстановят. Я, может, этого и не переживу. Медицина — мое призвание. О ней я мечтаю с детских лет. Знаешь, в 1944 году я вдруг понял, какие ужасные преступления совершил мой отец, пообещал себе сделать все возможное, чтобы облегчить страдания людей. Это, Эстер, не просто громкие слова. Это мое твердое решение. Я отдаю все силы учебе, чтобы стать врачом, потому что врач много может сделать для людей.

— Наверное, поэтому ты избегаешь общественной работы? — спросила с легкой иронией девушка.

— Эстер, неужели политика заключается только в том, чтобы без конца бросаться громкими фразами или произносить речи? По-твоему, это не политика, если кто-то отлично учится? Я хочу служить своей стране знаниями. Это тоже политика. Все жизненные вопросы мне ясны, а если бы ситуация требовала, я был бы вместе с вами на баррикадах…

— Я знаю это, Иштван, — нежно сказала девушка. — И вполне понимаю тебя. Пошли. — Она взяла Иштвана за руку, посмотрела в глаза.

— Как хочешь, Эстер…

Они встали. Над грядой гор текла громада темных облаков, тускло освещенных бледным лунным светом. Тихий ветерок колыхал ветви деревьев. Иштван и Эстер шли рядом, углубленные в свои мысли.

Приход профессора был для Каллоша неожиданностью. Он невольно поднялся со своего места. Авторитет и слава Голуба производили на него большое впечатление. Уже много раз давал он себе слово не обращать внимания на ученого. В конце концов, кто для него этот седой профессор? Интеллигент старой закалки, просто — он уверен — саботажник. Ведь какими результатами может похвастаться известный профессор? Никакими! Что он сделал до сих пор для народной демократии? Ничего! Его нельзя было даже уговорить, чтобы поучаствовал в субботнике по восстановлению города, хотя другие профессора пришли. Оправдывается занятостью, какими-то опытами! Конечно, это неплохая отговорка. Опыты могут быть удачными и неудачными. Пока что Голубу похвастаться нечем. А до 1945 года он жил в Лондоне. Разве этого не достаточно, чтобы понять все? Враг хитер, он работает с перспективой на многие годы вперед.

Все эти мысли молниеносно пронеслись в голове Каллоша, но когда он заговорил, то и голос, и поведение его выдавали кротость. Он корил себя за эту слабость. Итак, ему тоже привили в свое время эту позорную услужливость. Двадцать лет, проведенные в министерстве писарем, дают себя знать, его сын прав, когда обвиняет отца в раболепии.

— Что вас привело к нам, сэр? Пожалуйста, садитесь.

— Спасибо, — холодно отказался Голубь. — Я хотел кое о чем спросить. — Скрестив руки за спиной, профессор начал ходить по комнате, как во время лекции в аудитории. Каллош смущенно хлопал глазами. Он рассматривал серый, хорошо сшитый костюм ученого, его белоснежную поплиновую рубашку, галстук с мелким узором, туфли с острыми носками, на которых ярко отражался свет утреннего солнца.

— Знаю, что дело, о котором я хочу говорить, не входит в мою компетенцию, — доносился до Каллоша голос ученого. — Но я хотел бы иметь ясную картину. За что, собственно, исключили Красная? Что вы мне можете об этом сказать?

Каллош сразу догадался, зачем пришел профессор. Он даже предполагал, что ученый будет ходатайствовать за Красная… И все же теперь он заколебался. Что ответить? Со вчерашнего дня несколько раз возникало у него сомнение, правильно ли он поступил. Может, решение было слишком строгое? Но каждый раз Каллош отмахивался от этих мыслей. Классовая борьба требует твердости. Социализм нельзя построить, проявляя снисходительность. Может ли он взять на себя такую ​​ответственность? А что если Краснай действительно шпион? Нет. Пусть лучше пострадает один человек, чем все общество. Даже один шпион может нанести много вреда. Он где-то читал высказывание Наполеона о шпионах. Даже записал цитату в тетрадь. «Высказывания великих людей», — написал на тетради и старательно изучал записанные высказывания. А вот теперь ни за что не может вспомнить! А жаль, потому что это было очень точное выражение. Однако это не имеет значения. Его поставили на этот ответственный пост для того, чтобы он оберегал государственные интересы. И Каллош должен проявлять особую бдительность! Это будет лишним доказательством, что он порвал со средой, из которой вышел. Каллош твердо выскажет свое мнение Голубу, не побоится его.