Олег Бойко - Капканы на баранов

– Поэтому ты хотел заказать себе чай со льдом?

– Да.

– Боялся напиться и вырубиться?

– Нет. Скорее, другое…

– Что именно?

– Это трудно объяснить…

– Я понятливая. Помнишь, о чем я тебя просила? Будь проще.

– О-кей!

– Ты боишься не понравиться девушке и начинаешь лихорадочно думать, как бы преподнести себя в лучшем свете?

– Что-то вроде того…

– И поэтому такой неразговорчивый? Не знаешь, о чем заговорить?

– Согласен, это глупо, но, если честно, я боюсь показаться навязчивым, задавая вопросы на какие-то темы, которые могут меня не касаться. А вдруг девушка подумает, что так я подбиваю к ней клинья? И постоянно думая об этом, понимаю, что мне нечего сказать или спросить. Поэтому молчу. Однако, в компании, когда общается много народу, все не так. Я могу и болтать, и шутить, и даже флиртовать. Но только пока это вроде как в шутку…

– А что плохого в том, что тебя интересует девушка? Ты просто спроси.

– Что спросить? У кого?

– Да что угодно… У меня спроси! Я вот, например, не знаю твою фамилию. Какая у тебя фамилия?

– Хансен. Меня зовут Эрик Хансен.

– Здорово! Теперь твоя очередь!

– В смысле?

– Слушай, не тупи! Спроси меня…

– Про фамилию?

– Я уже сказала, про что угодно! Просто задай мне любой вопрос. В этом нет ничего страшного!

– Ну, хорошо. Какая у тебя фамилия? Если не секрет?

– Секрет? Смеешься? – Элис и в самом деле залилась звонким смехом. – Скажешь тоже, секрет! Кто я, по-твоему, чтобы скрывать свою фамилию? Бергман. Элис Бергман. Вот мы и познакомились!

С этими словами она чуть наклонилась над столиком и протянула мне руку. Я ответил ей осторожным рукопожатием, почувствовав в своей руке тепло ее маленькой ладошки.

– Начало неплохое! Будем дальше учить тебя общаться с женщинами. Что теперь скажешь, Эрик Хансен?

– У тебя шведская фамилия, но ты не похожа на шведку…

– А ты швед?

– Да, я – швед. Живу в Стокгольме. А ты откуда?

– Нью-Йорк. США.

– Ничего себе! У тебя родители – шведы? Откуда эта фамилия?

– Отец – швед. Это его фамилия. Олоф Бергман – он родом из Эстерсунда. Переехал в Америку еще в начале восьмидесятых. У него сейчас свой адвокатский кабинет в Бруклине. Примерно тогда же они и поженились с мамой. А мать у меня – американка с итальянскими корнями. Но я ее почти не помню, мне было всего пять, когда она умерла, и отцу воспитывать меня помогала ее многочисленная родня – тетки, дядьки, мои старшие двоюродные братья и сестры. Вот как-то так…

– Ясно. По поводу мамы – мне жаль! Честно. Терять родных тяжело, особенно в таком раннем возрасте…

– Все нормально, не переживай! Это было давно, – махнула рукой Элис. – Кстати, отец мне часто рассказывал про Швецию, но я там так ни разу и не побывала. А твои родители тоже живут в Стокгольме?

Я задумался, что мог рассказать ей о своей семье? Молчал, думал, а она смотрела на меня, и улыбка постепенно уступала место сосредоточенному вопросительному выражению, какое обычно бывает у человека, когда тот хочет спросить, не задел ли он своего собеседника.

– Я их обоих уже почти не помню… – наконец, ответил я, чтобы пауза не затягивалась слишком надолго. – Мы жили в небольшой деревушке под Эребру, и нашу семью с большой натяжкой можно было назвать благополучной. Отец с матерью частенько выпивали, ругались, могли на несколько дней пропасть из дома, по одному или вдвоем, вернуться пьяными. А когда мне было десять лет, они погибли в пожаре – отец уснул с непотушенной сигаретой.

Тогда я убежал из дома, чтобы не загреметь в интернат, про жизнь в котором рассказывал соседский приемный парнишка. Почти год прожил среди беспризорников на улице, попал в Стокгольм, а там, когда сильно заболел и испугался, что умру, сам сдался социальной службе, которая определила меня в интернат, где я провел почти пять лет…

– Ничего себе! – Элис была неподдельно поражена моим рассказом. – А потом?

– Потом, когда стукнуло шестнадцать, мне назначили опекуна, который меня выучил и дал все, что у меня есть. Это был уже пенсионного возраста старик – Нильс Густавссон. Отставной военный. Но он тоже умер несколько лет назад, оставив мне свое скромное состояние, включая квартиру и машину. Вот такая история, если вкратце.

– Моя по сравнению с твоей – вообще сказка со счастливым концом…

– Не говори так, не надо… Элис, я давно перестал себя жалеть, и могу спокойно говорить об этом. Поэтому могу показаться отстраненным и даже равнодушным, но это не значит, что я не могу сочувствовать другим, особенно тем, кто потерял родных.