Александр Логачев - Капитан госбезопасности. Линия Маннергейма

А потом очухался пленник.

Дитрих злорадствовал. Они хохочут, представляя, как будут пытать немецкого офицера, как приведут его в НКВД, как получат за него поощрения от начальства. Сейчас эти расово неполноценные перестанут ржать. Жаль, он не сможет насладиться их перекошенными лицами.

Сейчас они увидят, что немецкий офицер плевал на смерть. Увидят, как он умрет за империю. Дитрих провел языком по зубу, на котором была закреплена коронка с цианидом, подарок Вальтера Шелленберга.

— Вы не это ищите? — перед глазами ошарашенного Дитриха появилась ладонь, на которой лежала его коронка. — Мы тоже не лыком шиты. Переведите, Лева.

— Э-э, — Лева поправил очки, — это идиома, он не поймет буквального перевода.

— Тогда переведите следующее, — сказал командир.

Но с переводом пришлось подождать. Немец задергался, начал лягаться и сыпать потоком отрывистых слов, звучащих как палочный треск.

— Говорил, ноги вязать надо, — Жох сдергивал ремень, пока Попов ловил и прижимал к полу нижние конечности пленника. Наконец ноги связали.

— Ругается, товарищ капитан, — пояснил Лева.

— Может, кляп всунем, командир? — предложил Жох.

— Подождем. Должен угомониться.

Дитрих замолчал. Перед свиньями не мечут бисер, с людьми второго сорта не разговаривают, их не замечают, они не достойны даже немецких ругательств, они ниже их. Он не будет их замечать. Даже когда его начнут пытать, он не будет их замечать.

— Переведите, Лева, следующее. Он попал в лапы НКВД. Я — капитан госбезопасности Шепелев. А он кто будет?

В ответ немец разразился длинной тирадой. Лева покраснел.

— Он не хочет, чтобы рядом с ним сидел еврей.

— А-а, капризничает. Ничего потерпит.

— Еще пообещал, что больше ничего не скажет. А также он попросил, чтобы его расстреляли. Потому что иначе он сделает все, чтобы перегрызть нам горло.

— Ну, это мы поглядим! Не скажет! Видали мы и не таких понтовщиков, — Жох похлопал эсэсовца по шнурованным ботинкам на меху. — Командир, разреши я его ножичком пощекочу? А потом Хромыча разбудим, он тоже, я понимаю, кой-чего умеет.

— Лева, — командир не обратил внимания на предложение Жоха, — переведите следующее. Расстреливать мы его не будем, пусть не мечтает. И пытать не станем. А наоборот. Будем заботиться, оберегать, вкусно кормить, укутывать, не давать покончить с собой. Пообещай ему, что он поедет королем, нет, переведи, фюрером, на его же алюминиевых саночках. И доставим его живым и невредимым. А по прибытии мы сразу же устроим красивую киносъемку, где он выступит в заглавной роли. Красивый, сытый, улыбающийся, обнимаемый людьми в форме НКВД, накачанный под завязку химическими препаратами. Может, и обломочки к тому времени подвезем, снимемся на их фоне. А потом отошлем пленку в Германию. С пояснениями, что он очень нас обязал, сдавшись, когда понял бесполезность сопротивления. Помог, признавшись, что принадлежит к СС. И очень порадовал нас тем, что не стал убивать себя, разгрызая ампулу.

Дитрих до того, слушавший капитана безучастно, закрыв глаза, открыл их, когда ему перевели о его принадлежности к войскам СС. Услышав перевод последнего предложения, он прищурил глаза, чтобы разглядеть этого русского.

— Я готов согласиться с вами, — развивал свою мысль капитан, — если вы возразите, мол, наши фашисты не поверят вашим инсинуациям. Но они поверят своим глазам. А, стало быть, поверят тому, что вы не покончили с собой. Потому что нет ничего проще и быстрее, чем раскусить ампулу. Раз вы этого не сделали, вы действительно трус. И для вашей жены, детей, ваших родственников, друзей, товарищей по эсэсовскому оружию вы станете трусом и предателем, вас проклянут. Что скажете?

Лева не стал дословно переводить ответ эсэсовца. Просто сказал:

— Ругнулся.

Дитрих был в отчаянии. Прав этот русский: если в Германии узнают, что Дитрих Заммер попал в плен, его имя навсегда будет запятнано позором. Шелленберг, конечно, выкрутится: «Ничего не знаю, Заммер действовал по своей инициативе, приказа я не отдавал, где текст приказа, кто его писал, кто его заверял, кто его видел?» Заммер получится авантюристом, болваном и трусом. Но выхода Дитрих не видел. Ясно, что русский собирается ему предложить. Пусть Заммер прослывет трусом, но Заммер ничего и никого не выдаст, сотрудничать Заммер не будет, предателем Заммер не станет. Но откуда русскому известно об СС? Смелое предположение?