Александр Логачев - Капитан госбезопасности. Линия Маннергейма

— Да тут полк обеспечить можно, товарищ капитан!

— Надолго заготовки делали.

Шепелев и Ильинский вскрыли очередной ящик. В нем под промасленной бумагой и стружками безмятежно лежали мины.

— Давайте посмотрим, что вот в этом. Какой-то он нестандартный. Давайте составим ящики рядом. Товарищ Попов!

Попов тем временем был занят другим. Оторвав кусок бумаги из ящика, он достал из кармана галету, раскрошил ее на бумагу и положил под березу, на которой сидел снегирь.

— Товарищ Попов! — еще раз позвал капитан. — Помогайте!

— Белка тут побывала недавно, — подошел Попов и показал на ствол дерева, возле которого составляли расскладированные ящики, потом вздохнул и взялся помогать.

Подцепив ножами и отодрав доски нестандартного ящика, выбросив оттуда стружку, они обнаружили, что ящик деревянными рейками поделен на секции. Увидели они, что содержится в секциях.

— Что это, товарищ капитан? — Ильинский посмотрел на командира.

— Я, кажется, догадываюсь. Но для пущей верности, — Шепелев уже вынул из кармана карандаш и блокнот, — перепишу. Текст на них немецкий, а у нас есть человек, читающий по-немецки.

А Попов, чему-то улыбаясь, наблюдал, как снегирь подбирается к его галете…

— Экспроприируем?

— Зачем? Отвезет, вернее, подвезет, поедет назад на своей лошаденке. Вернемся своим ходом.

Капитан Шепелев и Леня-Жох по очереди, разминаясь, кололи дрова возле дровяного сарая.

— Старшину б полезно взять.

— Согласен, — капитан бросил поленья в кучу и воткнул топор в плаху, уступая право на следующую чурку Жоху, — но тридцать километров обратно — многовато для него.

— А тебе не многовато, утром пробежка, ночью вылазка?

— Такова ноша командирская, — Шепелев сразу накинул полушубок, чтоб не выходил из тела молодецкий разогрев.

Хоп! Жох с одного удара расколол чурку.

— Своих вызволять дело святое, но если чухни там нагнано до беса?

— А это мы и выясним.

— Баба эта хуторская, дочь старика, молотком держится, — Жох кивнул за спину командира.

Шепелев оглянулся. От дома к курятнику шла дочь хозяина с деревянной кадкой в руке. При ходьбе раскачивалась выпущенная на полушубок длинная коса.

— Держится, вроде бы ничего не случилось, все в порядке, — к сказанному Жох неожиданно добавил. — Первая финская женщина, какую встретил в жизни. Пяйви зовут.

Пяйви могла еще нравиться в свои сорок или около того лет. Высокая, светловолосая, со спокойными чертами лица и плавными жестами и движениями.

— Ты коли, коли. Или давай сюда топор, я замерзать начинаю, — поторопил капитан заглядевшегося Жоха…

О женщине по имени Пяйви заговорили и за ужином. И этот разговор чуть не закончился бедой.

Ужинали финской тушенкой и макаронами — и то, и другое было изъято из стратегических лесных припасов шюцкоровцев. Печь раскочегарили настолько, что почти все разделись до рубах. На развешанной на печи одежде должны были изжариться самые стойкие вши, если они до этого не замерзли, а до этого вообще были.

Как прежде делали финны, красноармейцы, разувшись и раздевшись, стали вешать одежду на печь и прислонять к ее кладке обувь. На место пьексов встали теперь валенки и единственные на отряд сапоги. Сапоги капитана Шепелева. Зотов их вчера разрешил капитану оставить. Только спросил, что под ними. Узнав, что две пары шерстяных носков, посоветовал добавить портянки, а если после этого сапоги не налезут, то лучше поменять их на валенки. Но налезли. Старшина еще и похвалил капитана за правильный выбор. Хотя заслуги Шепелева в том не было ровно никакой. Что выдала ему интендантская служба, то он и напялил. Ему достались яловые сапоги на резиновой подметке и с резиновым передом. А Хромову, получавшему обмундирование на том же складе, выданы были фетровые сапоги-бурки, их старшина забраковал. И обул его, как и остальных, в валенки-катанки.

— Мразь эти финны. Нелюди. Своих же не щадят, — произнес капитан Хромов. Произнес не вдруг, а после того, как в комнату зашла, взяла что-то свое из комода и вновь вышла дочь хозяина Пяйви.

— Люди как люди. Такие ж, как все. Есть правильные, а есть говно, — сказал Жох.

— Что?! — брошенная ложка звякнула о край стеклянной хозяйской тарелки. — Врага защищаешь?! Сбрендил, красноармеец Запрудовский! (Жох усмехнулся, показав золотые и железные зубы, услышав «погоняло» из липового паспорта) Ржешь! Мне, капитану госбезопасности в лицо ржешь, дрянь! Оборзел в лесу! Гаденыш! Встать!