— Разбираюсь в произошедшем. Расскажи, Антон, о вчерашнем вечере.
— Футбол. Лужники, — промямлил Санат.
Он вспомнил, как мстил убийце: свой крик, панику болельщиков, падение, давку. Оставался вопрос: что известно полковнику?
— А еще, что ты помнишь?
— «Спартак» выиграл. Я завопил, как все, — признался Дирижер.
— Ты тоже выиграл. Счастливчик.
— Не понимаю. — Санат закашлял, втянул воду из трубочки и пожаловался: — В груди жжет и голова чугунная.
— Простудился на похоронах, — без тени улыбки пошутил Трифонов.
— А это? — Санат коснулся припухшего синяка на лице.
— Ерунда. Тут люди с ужасными переломами, а там… — Полковник нахмурил брови и тяжело вздохнул: — Ты поскользнулся при выходе со стадиона. Вспоминаешь?
— Да, точно! На ступеньках было скользко.
— Вспомни, Антон. Может кто-то специально толкнул кого-то в спину. Или закричал что-нибудь пугающее, бросил что-то в толпу, посеял панику. Отчего люди на лестнице побежали, как полоумные?
— Я упал. Очнулся здесь.
— Перед падением, тебе было страшно? Ты почувствовал что-нибудь неприятное в груди? Такое, знаешь, отчего хочется бежать.
— Мне и сейчас в груди больно. Вздохнуть глубоко не могу.
— Еще бы! — вмешалась в разговор уставшая медсестра: — У вас, больной, острая пневмония, высокая температура, но ребра и кости целы. Мы переводим вас в терапевтическое отделение. А сейчас я сделаю укол. Повернитесь на бок и спустите трусы.
Дирижер повиновался, повернулся лицом к полковнику и зашептал:
— Я помню много людей. Они идут, падают, на них валятся другие, те, кто внизу пытаются кричать, но не могут. Это кошмар!
— Ты это видел, но уцелел. Где ты находился в этот момент?
— Уже спустился и обернулся, — стыдливо соврал Санат.
Медсестра сделала укол и на пару с санитаркой повезла кровать с больным в другое отделение.
— Мы еще поговорим, — заверил Трифонов.
Санат провел в больнице более двух недель. Прежний слух вернулся к нему. Он слышал разговоры врачей, расспросы следователей, их перешептывания между собой и плач родственников, принимавших опознанные тела из морга. Поначалу он пытался вести счет жертв, но на восьмом десятке сбился. К тому же упоминались и другие больницы, куда увезли пострадавших в давке болельщиков.
Еще раз поговорить с Трифоновым ему не довелось. Санат слышал, как полковника отстранили от расследования.
— Полковник, несчастный случай на стадионе не относится к компетенции отдела паранормальных явлений, — отчитывал Трифонова суровый начальник.
— Но я уже нащупал ниточку, товарищ генерал. Трое пострадавших описали панический страх, который мы фиксировали ранее при инфразвуковом воздействии.
— Трое, — усмехнулся генерал. — Три бредовых показания после сотрясения мозга. Вы же знаете, сколько всего погибших и пострадавших на стадионе. Трое — это капля в море.
— Я продолжу опросы и выясню причину. Просматривается аналогия с другими подозрительными случаями.
— Отставить! Я буду ходатайствовать о вашем немедленном уходе на пенсию. Расследованием займутся другие.
После разговора с генералом Трифонов еще пытался расспрашивать потерпевших, но это был последний день его службы. С тех пор полковник в больнице не появлялся.
Новый следователь, майор Мелентьев, уже не расспрашивал Дирижера, а внушал:
— Вы стали свидетелем несчастного случая. Люди поскользнулись, упали, завалили других. Несколько человек пострадали. У кого-то переломы, у кого-то, как у вас, ушибы и простуда.
— Я помню, упали многие.
— Упали, но не пострадали. Вы же отключились и не помните подробностей. Реально пострадавших около двадцати человек. Их вылечат.
— Там были те, кто не дышал.
— Только двое, — нехотя согласился следователь. — Всё остальное слухи, которые запускают вражеские голоса. Вам понятно?
— Да.
— Тогда распишитесь вот здесь. Вы обязуетесь хранить тайну следствия. Имеете право рассказывать только о личной болезни. Нарушений мы не потерпим. Понятно?
Дирижер коротко кивнул и поставил подпись Самородова. На следующий день его выписали из больницы.
За время лечения Санат переосмыслил свои действия. Раньше он был убежден в своей правоте. Помощь сестре-двойняшке — это его долг. Спасти ее от неприятностей — его обязанность. Отомстить за жестокое убийство — ну разве мог он поступить иначе. Но сейчас он испытывал угрызения совести и корил себя, что не смог остановиться. Тяжесть последствий увеличивалась при каждой его акции.
Читать дальше